[Jackie.]

Название: Пандора
Автор: Jackie.
Бета: sasta
Пейринг: Финн Хадсон/Рейчел Берри
Жанр: повседневность, драма
Рейтинг: G
Саммари: Рейчел пытается привыкнуть к Нью-Йорку.
Примечание: Рейчел-центрик, таймлайн - начало четвертого сезона.

428

Рейчел кажется, что беды посыпались на её голову, как только она купила билет на поезд до Нью-Йорка. Кажется, что небольшой бумажный прямоугольник жжётся во внутреннем кармане пиджака, оставляет жаркие кислотные дыры, пытаясь добраться до сердца, поселиться внутри, узнать все самые сокровенные мечты и желания, чтобы потом их растоптать.
Первый форпост падает уже на вокзале — Финн говорит ей: "Если нам суждено быть вместе, мы все равно будем", и где-то там — сквозь километры и железнодорожные станции — Большое Яблоко обнажает свои гнилые зубы в уродливой радостной улыбке.

Нью-Йорк ломит ей виски, забивается внутрь острыми, резкими запахами, мешает дышать и ввинчивается под кожу многообразием звуков — куда там тихой, спокойной Лайме — этот город никогда не спит, и Рейчел в неизбежной попытке адаптации постепенно сокращает время своего сна. Вот её соседка приводит очередную большую любовь на ночь — еще вчера, кстати, большая любовь была невысоким блондином, а сегодня уже сменила цвет волос и вытянулась на пару дюймов; вот преподавательница танцев третирует её на занятиях; вот еще одно письмо Финну возвращается, так и не найдя адресата.
Большое Яблоко нашёптывает Рейчел на ухо: "Хочешь — выживай", и Рейчел барахтается изо всех сил — она очень, очень хочет выжить.

Нью-Йорк нравится Рейчел, если закрыть глаза и отвлечься от того, что происходит в её жизни. Нью-Йорк нравится Рейчел, когда она сидит на лавке в парке или когда прогуливается скверами, или когда любуется ночными огнями улиц, или когда Курт приезжает, и всё становится почти неотличимым от той мечты, которую она себе придумала и тщательно расписала на розовой бумаге, скрепив золотой звёздочкой обещание воплотить её, словно кровью.

От Финна нет вестей уже несколько месяцев, и Рейчел хотела бы сказать, что она уже потеряла счёт времени, но это было бы ложью. Ей бы хотелось наконец перестать думать: "Мы с Финном будем здорово звучать вместе", находя ноты к очередной балладе в музыкальной библиотеке.

Рейчел — прилежная еврейская девочка, но в себя она верит больше, чем в Бога, на свои силы рассчитывает больше, чем на него. Но однажды, когда своих сил уже, кажется, совсем не остается, Рейчел молится, чтобы Финн вернулся. В этот день Финн простреливает себе ногу, но не возвращается, и Рейчел строго-настрого запрещает себе надеяться. Она задвигает этот ящик подальше, запирает его на все замки, оставляя надежду на дне, чтобы та задохнулась, думая, что надежда — как огонь — нуждается в воздухе.

Финн возвращается, когда Рейчел закрашивает белым большое, нелепое сердце на стене с его именем внутри. Рейчел смотрит на него — повзрослевшего, но с той же легкой, чуть смущенной улыбкой на губах — и понимает, что иногда надежда не нуждается в воздухе, иногда надежда — это и есть воздух.

Рейчел закрывает глаза и делает свой первый — настоящий — судорожный вдох.

Название: Молчание
Автор: Jackie.
Пейринг: Курт Хаммел/Сантана Лопез
Жанр: неопределенный
Рейтинг: что-то близкое к R
Саммари: Сантана говорит: "Нам однозначно надо перепихнуться".
Примечание: таймлайн - четвертый сезон. Для klausslukas.

384

Курту всегда казалось, что для Сантаны эпоха коротких юбок закончится с окончанием школы ну или колледжа, на худой конец. Он понимает, что ошибся, когда Сантана, бесстыже сверкая нижним бельем, выкладывает свои смуглые голые ноги на стол.
— Ты не могла бы?.. — Курт делает неопреленный жест рукой, который вполне может означать и "убери ноги со стола, Сантана", и "убирайся к чертям, Сантана". Весь фокус в том, что Курт и сам не уверен, какой смысл вкладывает в свои слова, намеренно не заканчивая предложение, а потом блинчики на сковородке начинают требовать повышенного внимания к себе, и Курт оставляет пустые, бессмысленные рефлексии ради блинчиков с начинкой. Сантана с любопытством рассматривает ногти, покрытые ярким бирюзовым лаком.
— Какой же ты скучный, Хаммел, — усмехается она, будто намеренно игнорируя его слова.
— Прости, я где-то потерял свой клоунский колпак, — фыркает Курт и поворачивается к Сантане, чтобы таки спихнуть с силой её ноги со стола и поставить перед ней чашку кофе. Кожа у неё теплая и гладкая — это Курт отмечает про себя почти рефлекторно.
Сантана дожидается, пока он сделает первый глоток.
— Нам однозначно надо перепихнуться.
Курт слишком джентльмен, чтобы поперхнуться своим кофе, но напиток вместе со словами Сантаны обжигают ему язык и горло. Он смотрит на неё растерянно, удивленно, даже немного обиженно, а вот Сантана наслаждается произведенным эффектом.
— Я гей, — напоминает ей Курт, нахмурившись и отставив свою чашку подальше. Пожалуй, он вернется к кофе, когда у Сантаны иссякнут гениальные идеи.
— Я тоже, — пожимает плечами она. — Неужели мы с тобой будем следовать каким-то глупым стереотипам? — Сантана ухмыляется хищно, и где-то внутри у Курта скрёбется догадка — почему всё именно так. Курт ничего не отвечает, потому что подозревает, что в этом нет смысла. Сантана не станет слушать: она из тех людей, которые показываются на пороге со словами "Я переезжаю к вам", и никто при этом не смеет ей возразить. Из тех людей, которые, сидя рядом за завтраком, положат руку тебе на ширинку, ловко расстегивая её, и ты отчего-то застынешь на месте, не решаясь дёрнуться. Курт закрывает глаза и цедит сквозь зубы:
— Она не вернется к тебе только потому, что ты внезапно снова стала по мальчикам.
В ответ Сантана только сильнее — почти зло — двигает рукой, и Курт разрывается между двумя желаниями: оскорблять её всеми доступными ему способами или просто попросить не останавливаться, и Сантана умело читает его между стонов:
— Давай, Хаммел, скажи, как тебе нравится.
Курт малодушно выбирает молчание.

Название: Катабасис
Автор: Jackie.
Пейринг: Курт Хаммел/Сантана Лопез
Жанр: неопределенный
Рейтинг: G
Примечание: таймлайн - четвертый сезон. Для winplsl.

311

Курт раньше думал, что он знает Сантану. Чего там не знать, она вся как на ладони — короткие юбки, высокие каблуки, декольте поглубже — она не прячется уже давно, оставив шкаф одежде, коробкам из-под обуви и, возможно, воспоминаниям. Потом оказывается, что Сантана складывается из мелочей, как мозаика. Она ворует у Курта подушки, у Рейчел одеяло, а у Финна, который остался погостить на недельку, — рубашки: может быть, если бы этот факт так не возмущал Курта, он бы задумался, что за ним кроется.
Она напевает что-то себе под нос, готовя завтрак. Не надоедливые поп-хиты и даже не Полу Абдул, что само по себе странно. Не на всю квартиру, а тихонько, словно это время — перед завтраком — только её. Словно эти песни перед завтраком — только её.
Сантана выбирает песни по какому-то странному, одной ей известному принципу: Dream On под яичницу с беконом, Anybody Seen My Baby под тосты и апельсиновый сок или под "завтрак на столе, мне некогда, пора бежать".
Курт наблюдает за ней, стоя в дверном проеме. Сегодня в меню Stairway To Heaven и хлопья с фруктами — это значит, что у Сантаны выходной, и она никуда не спешит. Курт окидывает взглядом чуть всколоченную копну волос, очередную рубашку Финна, которая едва прикрывает задницу, босые ноги, и что-то такое скручивается в животе. Это немного похоже на ту дикую поездку на аттракционах — когда тебя приподнимает и не факт, что опустит вниз. Курт думает, дело просто в рубашке Финна, как же, первая любовь, хоть и глупая, должна оставлять какой-то, пусть и такой дурацкий, след.
Сантана немного сипло выводит припев, будто это что-то священное, будто это действительно лестница в рай, и Курт никак не может отвести глаз — он будто прожигает в ней дыру взглядом, и Сантана чувствует его спиной. Когда она поворачивается и, чуть понимающе улыбаясь, смотрит на него, Курту кажется, что на пути в рай по старой, обветшалой лестнице, ступенька провалилась под его ногами.
И он попал прямо в ад.

@темы: фанфик, R, PG-13

---

[Jackie.]

Название: In nomine Patris et Filii et Spiritus sancti
Автор: Jackie.
Бета: sasta
Пейринг: Джо Харт/Китти Уайлд, Сантана Лопез
Жанр: драма, дарк, роад-стори
Рейтинг: R
Саммари: Ватикан с каждым годом получает всё больше жалоб на случаи одержимости. При Церкви появляется новый орден священников — странствующие экзорцисты, которые проводят свою жизнь в дороге, избавляя людей от дьявола. Джо получает приказ отправиться в Лайму, Огайо, чтобы спасти Китти, одержимую демоном.
Примечание: AU, ООС, религиозная тематика, упоминание экзорцизма, отсылки и цитаты из фильма "Обряд". В тексте цитируется Псалом 67, а также экзорцизм короля Льва ХIII. Перевод названия - "во имя Отца, и Сына, и Святого духа"

1266

— Да? — Джо отвечает на звонок, не глядя на дисплей мобильного.
— Харт, — слышится тягучий, чуть насмешливый голос по ту сторону. Сантана всегда умела выбирать идеальное время для звонка: Джо бросает короткий взгляд на часы, которые показывают два ночи.
— Полагаю, ты в курсе, который час, Сантана, — замечает он и позволяет себе просто пялиться в потолок машины еще пару минут.
— Самое время для развлечений, детка, — весело отзывается она, и Джо закатывает глаза: в том, как Сантана говорит, ни за что не угадаешь ставленницу Церкви — сродни тому, как не ожидаешь, что под чинными монашескими одеждами не окажется нижнего белья. Хорошо, что с некоторых пор Церкви плевать на всё, кроме того, насколько качественно ты выполняешь свою работу. — Тебя ждут, Харт. Тащи свою татуированную задницу в Огайо и побыстрее.
— У меня нет татуировок на заднице, — Джо говорит ей об этом уже, наверное, в сотый раз, но Сантане кажется забавным делать подобные допущения, так что Джо мысленно воздает Господу молитву за терпение, которым тот его наградил.
— Но могли бы быть, верно, сладкий?
— Изыди, змея, — беззлобно ворчит он и прерывает звонок. Смс с координатами приходит примерно спустя минуту: 40°44'44"N, 84°6'59"W. Лайма, Огайо.

Пути Господни неисповедимы, думает Джо, горько усмехаясь. Сегодня они ведут его домой.

***

Старенький пикап Джо размеренно катится по старой разбитой трассе, и, кажется, Джо не спешит выжимать из своей тачки последние силы, хотя должен, — Сантана говорит, эта девчонка, Китти, — запущенный случай, чистое зло, пусть Джо и не верит в подобные формулировки, потому что человек не может быть чистым злом, всё зло в нем от дьявола.

Дорога в Лайму ухабистая, но Джо не позволяет себе ругаться сквозь зубы: он не поминает чёрта лишний раз, ему их и в жизни за глаза хватает, но, паркуясь возле одного из дешевых мотелей, коротко молится, прося Всевышнего о хорошем пути. Джо спит крепко, и спина, уже давно привыкшая ко сну на заднем сидении пикапа, даже не ноет. Джо не видит во сне Лайму и металлическую, немного пошедшую ржавчиной, вывеску "Добро пожаловать", деревья из отцовского сада не протягивают к нему свои скрюченные руки-ветки.

Утром, заводя мотор, который теперь урчит так мягко, словно за ночь побывал в руках опытнейшего автомеханика, Джо думает, что Бог услышал его молитвы. А потом пробивает колесо, наезжая на крупный гвоздь, брошенный посреди дороги. Джо хмурится, меняя колесо, и гадает, сколько же еще таких гвоздей встретит впереди.

Лайма зовет его, и демоны оставляют за собой гвозди, будто хлебные крошки, чтобы Джо легче было найти путь.

***

Сантана звонит, как только Джо пересекает границу Огайо. Он включает громкую связь и бросает телефон на соседнее сидение.
— Почему ты еще не на месте, Харт? — недовольно спрашивает она, опуская всякие приветствия.
— Проблемы с тачкой, — скупо отвечает Джо и надеется, что небольшое вранье ему не зачтется, но это еще одна ложь: просто на сей раз он обманывает самого себя.
— Тогда благословляю тебя, сын мой, и твою развалюху, — саркастически бросает Сантана и отключается.

Джо серьёзно не понимает, как её еще не отлучили от церкви, правда.

***

В его родном городе ничего не изменилось. Разве что кроме того, что теперь здесь завелись демоны, но Джо не уверен, не было ли их здесь и раньше. Ему приходится связаться с Сантаной еще раз: доложить, что он прибыл на место, и уточнить адрес, и теперь она разговаривает с ним куда дружелюбнее, чем во время прошлого звонка. По крайней мере, Джо готов поверить в то, что её благословление может сработать.

Джо звонит в дверь, и ему открывают практически сразу.
По глазам он видит — его ждали здесь. Женщина выглядит измученной и вопросительно склоняет голову:
— Святой отец?
— Отец Харт, — кивает Джо и проходит вглубь дома, как только она отступает в сторону, чтобы освободить ему дорогу. — Где она?
— В своей комнате. Китти не выходит оттуда... в последнее время.
Миссис Уайльд пропускает его в комнату своей дочери, и Джо позволяет себе бегло осмотреться по сторонам. Обычная комната девочки-подростка, ничего примечательного, только вот сама Китти подобралась в настороженный комок на кровати, натянув подол белой ночной сорочки на голые колени.
— Что он здесь делает? Где твой кровавый крест на белой ткани, экзорцист? Где твоя вера, экзорцист, где ты оставил её? — шипит она, обращаясь к Джо.

Джо помнит правила, которым его учили. Не смотри демону в глаза — и Джо предпочитает ласкать взглядом колени, которые просвечиваются сквозь ткань рубашки, и это лучше, чем смотреть ей в глаза. Не отвечай на вопросы дьявола — поэтому Джо молчит.

— Выйдите, — говорит он матери Китти, даже не оборачиваясь, и дожидается, пока дверь за ней тихо захлопнется. — Он говорит с тобой? — спрашивает он Китти.
— Нет никакого "его"!
— Он назвал тебе свое имя? — Джо не обращает внимания на её слова. Все они говорят, что внутри пусто, но нет — внутри всегда бездна и тьма. Все они говорят, что внутри пусто, потому что проще верить, что всё именно так. — Имя! — требует Джо и хватает Китти за щиколотки, притягивая к себе. У неё холодные ноги, и когда она проезжается вперед, сминая простыню под собой, ночная сорочка задирается до бедер.
— Имя мне Легион, ибо нас много, — смеётся Китти звонким, девичьим смехом, совсем не похожим на демонский, который звучит так, словно преисподняя открыла свою мерзкую пасть. Джо только крепче сжимает её щиколотки.
— Exsúrgat Deus, et dissipéntur inimici eius, et fúgiant qui odérunt eum, a fácie eius. Sícut déficit fumus, defíciant: sícut fluit cera a fácie ignis, sic péreant peccatóres a fácie Dei, — нараспев читает Джо, но Китти только смеётся еще громче, и он нарушает первое правило, вглядываясь в её глаза, которые остаются человеческими. Вопреки расхожему мнению, глаза у демонов молочно-белые, будто пластиковые: тьма часто принимает облик, противоположный своей сути. — Exorcizamus te, omnis immúnde spíritus, omnis satánica potéstas, omnis incúrsio infernális adversárii, omnis légio, omnis congregátio et secta diabólica, in nómine et virtúte Dómini nostri Iesu, Christi, eradicáre et effugáre a Dei Ecclésia, ab animábus ad imáginem Dei cónditis ac pretióso divini Agni sánguine redémptis, — Джо повышает голос, пытаясь перекрыть им смех Китти, и отпускает её щиколотки, чтобы вывести невидимый крест на её челе. Китти чуть разводит ноги в стороны, позволяя Джо увидеть, что на ней нет белья (и нет, Джо совсем не вспоминает Сантану), и хитро улыбается.
— Будь проклят ваш святой дух, экзорцист.

Джо не позволяет сбить себя с толку, продолжая молиться, но Китти приближает к нему свое лицо — черные черви одержимости не бегут по её венам, и ногти не царапают кожу, и демон внутри не хрипит и не бьется, пытаясь вырваться наружу, и её рот не наполняется смесью крови и грязи вместо слюны — Китти облизывает горячим языком щеку Джо, и он может чувствовать обычный человеческий язык — не змеиный.
— Во имя Господа нашего, заклинаю тебя, назови мне свое имя.
— Демонов не существует, экзорцист, — весело пожимает плечами Китти, хватая руку Джо, в которой зажаты четки, и прижимая её к своей промежности. — Демоны — это мы. Внутри всегда только люди, — Джо бы поспорил с этим, но что-то такое есть в её глазах, что он не смеет. Правы были отцы Церкви, запрещая смотреть демону в глаза, и Джо пропал, потому что теперь эта бездна смотрит на него в ответ. — Все мы от дьявола, экзорцист, смирись с этим, — напевает Китти ему на ухо, и Джо нарушает второе правило.
— Если все мы от дьявола, — медленно начинает он, думая — к чертям всё, он испачкал свои четки во влаге её тела, он повелся на мягкий голос, словно под чарами Сирены, он видел что-то в её глазах и теперь хочет знать, что именно, — то как с ним бороться?
Китти нежно, но решительно разгибает его пальцы, сжавшиеся вокруг чёток, и говорит:
— Я покажу тебе, Джозеф.

Чётки с глухим стуком падают на пол: город Лайма поздравляет своего блудного сына с возвращением домой.

@темы: фанфик, R

---

[пакет с пакетами]

Название: Buenos Aires
Автор: пакет с пакетами
Пейринг: Хантер Клэрингтон/Хармони
Рейтинг: G
Форма: коллаж
Примечание: автор долго разрывался между тем, шипперить их или считать сиблингами, в итоге решил считать сиблингами, но коллаж доделал, так что считайте намеком на инцест.

@темы: коллаж

---

[Маршалл Ли]

Название: where is my mind
Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: G/PG
Размер: 270 слов
Пейринг: Блейн-центрик, Блейн/Квинн
Жанр: ангст, романс
Предупреждение: AU, OOC, ошибки автора.
Дисклеймер: Мерфи (с)
Саммари: «Я тону в Карибском море, иду ко дну, ударяясь затылком о подводные камни...»
От автора: для  alex chicago в рамках ф-моба.

270

Где же мой разум? Я тону в Карибском море, иду ко дну, ударяясь затылком о подводные камни, и рыбы смотрят на меня удивленно, открывая и закрывая свои рты, безмолвно смеясь.

«Какой же ты дурак, Блейн» – говорят рыбы.

Я разучился плавать и дышать.

Легкие превращаются в сморщенные комочки тканей без кислорода. Нервы и клетки дубеют – обездвиженные, подыхающие, нуждающиеся в одном глотке.

Вытащите меня! Дайте вдохнуть! Я же здесь! Скорей, прошу!

Я пытаюсь кричать, но вместо этого глотаю соленую воду, и тяжесть давит на меня, превращая в расплющенное бесформенное существо.

Цепляясь за камни, сдирая кожу до слоев жира и блеска костей, я хочу удержаться, но падаю в песок, словно ненужный груз, а рыбы все смеются.

Где же мой разум?

Никого нет, только рыбы, только смех без звука, только крупинки песка обдирают лицо, оставляя капли крови, которые растворяются в воде.

Я растворяюсь.

Песок втягивает меня, засасывает, попадает в нос, прорезает путь через глаза, проползает под кожу. Его цель: убить.

Меня не научили выживать. Меня не научили даже жить.

Где же мой разум? Где же все?

Я вижу кого-то. Кто-то плывет ко мне, но как? Я уже под песком, я не способен.

Меня тащат на верх. Рыбы, не закрывая рты, больше не смеются, – не понимают происходящего, как и я. Я выберусь? Я выживу? Ответьте кто-нибудь; рыбы, вы знаете?

На поверхности холодно и зябко. Чистый воздух заполняет оставшиеся ошметки легких, обжигая и впитываясь в вялые стенки тканей. Кто-то рядом делает глубокие вдохи.

– Квинн?

– Не делай так больше. Ты не представляешь, сколько усилий ушло на то, чтобы порвать эту пленку между нами.

Она обнимает меня своими тонкими руками, сжимая крепко; мне тепло.

И я снова тону.


Название: Мальвина
Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: G/PG
Размер: 468 слов
Пейринг: Себастьян|Блейн, Блейн/Квинн, Шугар, Сэм
Жанр: повседневность, романс
Предупреждение: AU, OOC, ошибки автора.
Дисклеймер: Мерфи (с)
Саммари: «Блейн и Себастьян одновременно зевают, прикрывая открытые рты кулаками».
От автора: для  alex chicago в рамках ф-моба.

468

– Если она розоволосая Мальвина, то я – глупый влюбленный Пьеро, – они сидят в кафе в двух кварталах от дома Себастьяна, пьют черный капучино с вафлями и, в основном, молчат. Их жизнь катится вниз и в самое болото; уставшие, им лишь бы ничего уже не делать.

– Тогда Сэм – дурак Буратина? – Себастьян трет пальцами глаза – засыпает. Завтра сдавать отчеты, а наручные часы показывают час ночи. Он благодарит так называемого Господа за то, что это единственное работающее круглосуточное кафе во всем районе.

– Буратино, а не Буратина. Но не надо его обижать, он же дислексик, ему простительно, – Блейн, допив остатки кофе в серо-белой чашке с трещинами, чертит в рабочей тетради завтрашний план, думая, что вряд ли поспит хоть четыре часа.

В такой поздний час в кафе довольно много людей, и все пьют кофе, едят черствые булочки с россыпью веснушек-маковинок, сонно говорят, хрипя прокуренными голосами и кислым нью-йоркским воздухом. Официантка Шугар выглядит чересчур счастливой и красивой, светя зубными лампочками и вытирая столики раз за разом.

Блейн и Себастьян одновременно зевают, прикрывая открытые рты кулаками. Они не скоро разойдутся по домам и лягут в свои кровати, накрывшись теплым одеялом в холодных квартирах. Работы им слишком много дали. Точнее дала одна персона – их собственная Мальвина.

– Себастьян, а кто, получается, ты? – Блейн хочет отвлечься от чисел и официальных слов, и прочей технологической ерунды. Заказав еще кофе у Шугар, он отложил все бумаги в сторону и принялся за присохший шоколадный рулет.

– Если бы ты не был влюблен в мисс Фабрей, то мы оба были бы двумя черными, до капающей слюны, Артемонами с красными бабочками и пышными гривами, – Смайт морщит нос от резкости прошедшего сквозняка и образовавшегося холода, кутаясь в свое тонкое серое пальто.

К трем часам ночи люди оставляют кафе, намереваясь попасть домой и отдохнуть от тяжелых суток, ожидая следующие, почти такие же. Блейн платит за двоих, вяло улыбаясь на последок Шугар, и таща засыпающего Смайта за собой на улицу.

– Работать на Квинн – сплошная каторга. Я не выдерживаю ее. И знаешь почему? – Себастьян идет рваными шажками, как будто вместо кофе он пил виски, а может Шугар подлила ему, поскальзываясь на пленочках растаявшего снега. – Мой сарказм ничего не дает. Толку ноль. Она меня обсарказничает в два счета.

– И тебе после этого, и жить не хочется, еще скажи. Она милая, но достаточно серьезная для управляющей, – Блейн идет сзади, дыша на руки, чтобы согреть их. – Даже не знаю, зачем ей такая работа. Я представляю ее в роли фотографа или художницы.

– Ты все такой же влюбленный Пьеро, поэтому и говоришь так, – они уже доходят до дома Себастьяна и на прощанье пожимают друг другу руку, давая понять, что завтра парни еще увидятся, и метафорические разговоры продолжаться.

«Я хотел бы быть дураком Буратино. Он хотя бы почти всегда веселый, прям как Сэм» – думает Блейн, идя по тротуару к своему дому. «Но нет. Уж лучше Пьеро или Артемон, а то смысл быть братом мисс Фабрей».

Название: Руины
Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: G/PG
Размер: 730 слов
Пейринг: Квинн-центрик, Блейн|Квинн, Новые Направления
Жанр: ангст, джен, романс
Предупреждение: AU, OOC, ошибки автора.
Дисклеймер: Мерфи (с)
Саммари: «Кто-то говорит: а проснется ли она когда-нибудь».
От автора: писалось на слово "руины" для  Джеки Фрост в рамках ф-моба.

730

Квинн собирают на ее же руинах.

Все ее кости сломаны, в шкурках мяса, запекшейся крови и в трещинах. Ее неряшливо зашивают, оставляя рваные шрамы, перебинтовывают, укладывают в больничную палату и оставляют.

Ее руины невозможно восстановить, реконструировать или же построить что-то новое – заново.

Можно собрать по кубикам, ломаным квадратикам и щепкам, но эта маленькая пирамидка рассыплется через пару секунд. Не выдержит ветра и слов.

Кто-то думает: чудо, что она выжила.

Кто-то говорит: да зачем же такое чудо, если она может и не очнуться.

Кто-то тяжело вздыхает: ее может парализовать, и никакого чуда точно не будет.

Все эти кто-то – врачи.

А Джо и Мерседес молятся за нее каждую ночь и каждую минуту. Рэйчел сидит на стульчике в дальнем уголке палаты, грызет ногти и тихонько плачет слезами со вкусом вины.

Курт всегда приходит утром, меняет воду в вазе, в которой сохнут белые ромашки, и рассказывает ей о моде, книгах, Бродвее, – не молчит, он не может не молчать.

Сэм приносит мягкие игрушки и пересказывает фильмы, копируя главных героев. Тина включает ей легкую, не надоедающую, успокаивающую музыку и часто смотрит в окно. Рори читает ей ирландские сказки до тех пор, пока его не просят уйти. Сантана боится приходить и видеть вместо своей крепкой здоровой подруги серый иссохший труп с проводками и пикающими приборами.

Бриттани не понимает, что происходит и ходит к ней исключительно, чтобы повеселить ее и рассказать об эльфах и единорогах. Майк не знает, что ему делать; он приходит, сидит какое-то время на стуле, а потом достает игровую приставку из сумки и вслух вспоминает их совместные игры. Шугар привозит Арти вместе с собой, и они молча разговаривают с ней.

Пак играет на гитаре все баллады о любви, какие знает; негромко поет, похрипывая. Финн просто не может осознать, что с ней и не приходит, хотя внутри горит это желание.

Ее строят из воспоминаний, слез, искусственного смеха, музыки, слов и чего-то еще такого важного. Они – ее семья, не крепкая, но семья; они об этом не догадываются, но подсознательно, где-то в сердце, они должны знать.

Она просыпается как-то немного, замечает перед собой Блейна в черной бабочке, про себя больно улыбается, и засыпает обратно. Блейн улавливает этот момент и смаргивает слезы.

Кто-то думает: она почти жива.

Кто-то говорит: а проснется ли она когда-нибудь.

Кто-то тяжело вздыхает: нелегко ей придется.

Все эти кто-то – врачи.

А Блейн приходит каждый день, с самого утра, избегая Курта, и до самого вечера, прячась от Рори. Он носит с собой компакт-диск лекций (включает старый плеер и слушает вместе с ней монотонные голоса учителей), много говорит о Йеле (тоже думает туда поступить). У него голос охрипший, заболевший, погрубевший, с тоской и надеждой.

Блейн срывает ромашки у соседки и все время извиняется перед ней, когда встречает, а она непонимающе хлопает ресницами и пожимает плечами.

Его руки подрагивают, и он боится прикоснуться к ней. Блейн очень боится; он очень боится, что Квинн не проснется, а будет прорываться сквозь сон, как тогда и падать опять.

Они все боятся.

Блейн пытается наравне со всеми восстановить ее.

Все пытаются; молча или грустно смеясь, говоря или рыдая – все пытаются.

И когда она наконец-то просыпается, так получается, что они все есть.

Рэйчел по-прежнему на том же стульчике в том же углу, с рваной линией ногтей на пальцах, заплаканными глазами и отчаяньем внутри. Курт сидит отдаленно, как будто со всеми, как будто только с Рэйчел, но не рядом.

У Рори в руках книга, и он читает ее вслух; все слушают его несильно приятный голос и все равно завораживаются содержание. Бриттани, положив голову на плечо Шугар, грустно улыбается сказке Рори.

Финн и Сантана стоят за дверью, сгорбившись и нервно сглатывая.

Джо и Мерседес вместе молятся Одному своему. Майк, Сэм и Арти находятся у окна вместе с Тиной, слушая, как Пак наигрывает на гитаре что-то медленное.

И только Блейн стоит на коленях близко-близко, что можно легко приклонить голову и уснуть у ее ног. Он несмело касается ее руки – она холодная, ледяная, но отдает еле живым огоньком.

И когда она наконец-то просыпается, то сначала видит его покрасневшие глаза, еще руку и уже потом всех по очереди. Приподняться у нее нет сил, но она улыбается так дергано и радостно, что все улыбаются в ответ.

– Спасибо вам, – ее голос осипший и хранит остатки комы, но в нем так много благодарности.

Ее вытаскивают из-под собственных руин, тащат на спинах и несут, чтобы она ожила.

Ее отстраивают постепенно: клетка за клеткой, камень за камнем, образуя новую крепость.

Руины остаются руинами, но рядом с ними можно воссоздать что-то еще – более крепкое.

@темы: фанфик, G

---

[heteroglee]

Обменяться баннерами можно в комментариях к этому посту

запись создана: 27.12.2012 в 17:11

@темы: организационное

---

[Jackie.]

Название: Зеленый свет
Автор: Jackie.
Пейринг: Блейн Андерсон/Квинн Фабрей
Рейтинг: РG-13
Размер: 836 слов
Жанр: общий, AU
Саммари: Блейн переводится в новую школу и, как назло, западает на совсем неправильного человека.
Примечание: написано по заявке Маршалл Ли

Первое, что узнает Блейн, переведясь в МакКинли Хай, — с Квинн Фабрей ему ничего не светит. Это весьма доходчиво ему сначала объясняет шепотом Сэм, тихонько толкая локтем под бок, а потом и Пак, которому показалось, что Блейн смотрел на её задницу слишком пристально. Господи боже, думает Блейн, вы видели её задницу? Как можно смотреть не пристально? Ему бы пригодилось несколько уроков, размышляет он, лежа в мусорном баке. Кто же знал, что этот Пак окажется её парнем.

Блейн приходит домой с шишкой на лбу: мама обеспокоенно всплескивает руками, отец просто смотрит поверх газеты, мол, наконец-то, сделают из него мужика, и Блейн вовремя прикусывает язык, чтобы не сказать что-нибудь резкое в ответ на этот взгляд. Купер только смеётся, проводя пальцами по шишке.
— Пакерман? — понимающе спрашивает он, и Блейну остаётся только кивнуть.

Он всерьез подумывает о том, чтобы ходить по коридорам школы с закрытыми глазами: дружкам Пака постоянно кажется, что он пялится. Тупые придурки, думает Блейн, со злостью захлопывая дверцу шкафчика, и слышит насмешливое:
— Эй, новенький, ты не мог бы потише?
Квинн подпирает спиной соседний шкафчик и окидывает Блейна оценивающим взглядом, и это неожиданно бесит. Она даже не знает его, а у Блейна все равно из-за нее неприятности.
— Не мог бы, — равнодушно отвечает Блейн, удивляясь, как у него вообще получилось это провернуть. — И у меня есть имя, — бросает он, прежде чем уйти. Английский начнется через пять минут, а ему еще надо добраться до аудитории. И конечно же, он не обернется, чтобы посмотреть на короткую ярко-красную юбку Квинн Фабрей.

В новой школе совершенно не получается быть милым, хотя Блейну очень хотелось. Вроде как жизнь с чистого листа и всё такое, новые друзья, девушка или парень, это уже как сложится. К пятнице он чувствует, что раздражение наполняет его до краев: хорошо, что в спортзале МакКинли с этим можно справиться. Блейн избивает боксерскую грушу, словно пытаясь отправить её в свободный полет.
— Тебя зовут Блейн Андерсон, — слышится голос за его спиной, и Блейн оборачивается. Квинн сидит, сложив ногу на ногу, а рядом с ней на скамейке пестреют чирлидерские помпоны в бело-красных цветах. Блейн молчит, не зная, что на это ответить и при этом не казаться грубым, поэтому ограничивается кивком и поворачивается к груше. Он не знает, в какие игры Квинн играет, но Сэм достаточно рассказал ему о любимой забаве первой парочки школы: найти наивного паренька, который готов выпрыгнуть из штанов ради того, что у Квинн под юбкой, а потом разыграть сцену с ревнивым бойфрендом и мусорным баком в главной роли. А Блейну за глаза хватило его прежней школы, вот что. Он продолжает бой с грушей, а когда оборачивается в следующий раз, Квинн уже нет на скамье.

Схема не работает, думает Блейн, когда в коридоре его обливают слашем. Глаза начинает пощипывать, и теперь ему надо как можно скорее на ощупь добраться до мужского туалета. Ну или до какого-нибудь туалета вообще, не то чтобы Блейн был очень переборчив в данный момент. Чья-то рука легко ложится на его плечо.
— Пойдем, у меня есть чистое полотенце, — говорит Квинн, и Блейн решает — какого черта — ему все равно попадает на орехи, даже если он держится от нее подальше, и послушно идет следом.

Квинн молча помогает стряхнуть остатки слаши, вылавливает подтаявший лед в его волосах, и Блейн еще никогда не видел её лица так близко, как сейчас.
— Прости, Пак иногда перегибает, — поджимает губы она.
— Вот ему об этом и скажи, — срывается с языка, прежде чем он успевает подумать.
— Думаешь, не говорила? — вскидывается Квинн и слишком резко проезжается полотенцем по лицу Блейна.
— Откуда мне знать, — пожимает плечами он и стирает подушечкой большого пальца ярко-красный кусочек слаши со щеки Квинн. Она, кажется, едва дергается от прикосновения, но Блейн предпочитает сделать вид, что не заметил этого. — Спасибо, — искренне благодарит он, натянув сухую футболку, и позволяет себе улыбнуться. Квинн улыбается ему в ответ и кивает.

— Чувак, чувак, ты слышал новость? — вбудораженно дергает его Сэм в столовой.
— Что за новость? — хмурится Блейн.
— Квинн бросила Пака!
— Гонишь! — вклинивается в разговор Арти, сидящий рядом, и все парни за столиком начинают обсуждать свежую сплетню.

В спортзале в этот день на удивление тихо. Блейн думает, что ему стоит взять эти часы на заметку и приходить почаще именно в это время. Злости и раздражения больше нет, поэтому его тренировка не занимает много времени. Когда он поворачивается к шкафчикам, набросив полотенце на взмокшую шею, Квинн стоит прямо напротив него.
— Уже уходишь? — спрашивает она, будто только ради того, чтобы задать вопрос.
— Да, — коротко отвечает Блейн и хочет пройти к своему шкафчику, но Квинн преграждает ему путь.
— Что? — тяжело сглатывая, интересуется он. Во рту внезапно пересохло, и Блейн растерянно окидывает взглядом зал в поисках бутылки с водой.
— Ничего, — просто отвечает Квинн и подходит ближе. Слишком близко, и Блейн, кажется, пытается не дышать. Квинн молча устраивает ладонь на завязках его серых штанов, и брови Блейна невольно ползут вверх.
— Я не играю в твои игры, — выдавливает он.
— Это не игры, — возражает Квинн, пока её ладонь опускается чуть ниже, заставляя Блейна сцепить зубы.
— Тогда что это? — цедит он.
— Это зеленый свет, Андерсон, — горячо шепчет Квинн ему на ухо, и Блейну нужен всего шаг, чтобы припереть её спиной к шкафчику.
В конце концов, его не надо просить дважды.

---

фанфик, перевод

[Любоффь.]

Название: Мы обманываем себя
Автор: MikoAkako
Переводчик: Caritas
Бета: Капитан Колесников
Рейтинг: R
Пейринг: Дэйв Карофски/Квинн Фабрей
Предупреждение: даб-кон
Количество слов: 5,118 (оригинал)
Диклаймер: Все права принадлежат создателям сериала Glee.
Саммари: Квинн решает последовать примеру Сантаны и выбирает Дэйва Карофски в качестве своего парня. Карофски счастлив получить такую девушку, особенно учитывая то, что она не хочет никакой близости до свадьбы. Их отношения заходят дальше, чем они ожидали, продолжаясь и после окончания школы. В первую брачную ночь Дэйв и Квинн совершают ошибки, которые будет очень трудно исправить в будущем.


Дэйв не знает, как они дошли до такого. Квинн сидит на полу, в углу комнаты. У нее сухие воспаленные глаза, на руках и бедрах расползаются фиолетовые синяки, там, где он касался ее. Изредка она тихо всхлипывает, но быстро зажимает себе рот ладонью. Она ничего не накинула на себя, чтобы прикрыться, только подтягивает колени к груди и обхватывает их руками, словно пытаясь защититься, будто ей не все равно.
Он сидит в той же позе, прижавшись к спинке кровати, отодвинувшись как можно дальше от Фабрей, подальше от напоминания того, что он сделал. В глазах до сих пор стоят слезы, а на теле нет ни одной царапины. На коленях смятая простынь, которая будто бы пытается что-то прикрыть. Бог знает, зачем она ему сейчас.
Как бы Дейв хотел не знать, что произошло, но он может вспомнить с кристальной ясностью каждую деталь, даже несмотря на сильную головную боль. Все происходит до того переломного момента, который приводит их сюда. Все началось задолго до этой глупой ночи и последовавшей за ней ошибкой. Сидя в тишине, которую никто из них не решается… не знает, как нарушить, он заставляет себя вспоминать.

Никто не удивился, когда в октябре выпускного класса они начали встречаться. А почему бы нет? Сантана проводила все время рядом с Бриттани, или держа ее за руку или целуя – здесь все было понятно, Финн и Рейчел так погрузились в свои чувства, что у Квинн не оставалось ни малейшего шанса, даже если бы она и захотела. Но она не хотела, судя по ее уверенности и убежденности в глазах, когда она поймала Дэйва после футбольной тренировки.
- Мы нужны друг другу, Дэйв, - сказала она, не утруждая себя приветствиями, а потом схватила его за руку и отвела в сторону от других игроков, которые шли переодеваться.
- О чем ты говоришь, Фабрей? – спросил Карофски, поглядывая через плечо, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. Ее глаза вспыхнули, а на лице появилась довольная усмешка.
- Тебе нужно восстановить свою репутацию после той шутки на балу, и ты сможешь с легкостью это сделать, встречаясь с капитаном группы поддержки, - Квинн вернули ее прежний статус. Она на удивление быстро завоевала доверие тренера Сильвестр, пообещав бросить Хор и сосредоточиться на команде.
- А что получишь ты?
- Сантана ведь недаром с тобой встречалась, ей что-то было нужно. Вот только у нее не было поддержки всей школы, как у меня. Вместе мы можем быть достойной парой МакКинли. Станем Королем и Королевой выпускного бала, а после каждый пойдет своей дорогой, - она улыбнулась уже мягче, придвигаясь чуть ближе.
- В чем подвох? – Квинн за три года не сказала ему ни слова. И дело даже не в том, что они находились далеко друг от друга – футболисты и группа поддержки занимались вместе почти каждый день весь осенний сезон.
- Я не собираюсь делать ту же ошибку, что и два года назад, - сказала она. – Никакого секса. Мне плевать, с кем ты спишь, пока ты ведешь себя, как идеальный бойфренд на людях, и никто ничего не подозревает.
Дэйв притворился, что раздумывает над ее предложением.
- Согласен.
Это было идеальное прикрытие. Квинн очень красивая. Она могла бы получить любого парня в школе, но не стала тратить время на того, кто не сможет ничего ей дать в этих отношениях. Никто не знал, что они не влюблены друг в друга.
Только Курт и его идеальный бойфренд знали, но оба молчали - слишком благородные. Дэйв мог справиться с разочарованными взглядами Курта, которыми тот одаривал его каждый раз, когда они сталкивались в коридорах. Пусть некоторые счастливы быть открытыми геями, а у Дэйва не было никакого желания признавать свою ориентацию. Он не справился бы со слухами, которые стали бы преследовать его, как только правда выйдет наружу.
Взгляды, которыми их провожали, когда следующим утром он зашел в школу с капитаном группы поддержки, были бесценными. Уважение, страх – он снова на самом верху. И лучше подняться над всеми, будучи объектом зависти, чем «принимать себя таким, какой он есть» или что там лепетал Хаммел. Дэйв не собирался рассказывать правду всему миру, когда он сам не хочел эту правду принимать. И если вдруг он сможет притворяться достаточно долго, все действительно станет нормальным.

Квинн до сих пор помнит взгляды, даже много лет спустя. Восхищение и зависть. Они сменились одним единственным, полным его страха, обвиняющим ее и одновременно молящим о прощении. Она хочет пошевелиться, но это означает, что Дэйв увидит ее обнаженной, а она пока не готова. Квинн обещает себе, что в следующее мгновение встанет, но время проходит, а она так и не двигается.
На ней теперь физические подтверждения их брака, но она знает, что так же много царапин и у него на душе. Какой-то нездоровой извращенной частью своего разума она думает, что они заслужили ту боль, которую оба сейчас чувствуют. Это плата за то, что они так долго были на самой вершине. Ей следовало догадаться: что-то такое замечательное не могло длиться слишком долго.
А сейчас их идеальная иллюзия рассыпается осколками вокруг них. Разбитая бутылка вина, валяющаяся на полу, – еще одно подтверждение ее глупости. Где-то между кроватью и углом Квинн, должно быть, наступила на стекло, потому что на полу остались кровавые следы, которые ведут к ней. В голове мелькает мысль, что им придется заплатить за устроенный здесь беспорядок.

- Королем выпускного бала становится… - Фиггинс задержал дыхание, еще больше накаляя обстановку. Квинн стояла рядом с другими девушка на своей стороне сцены, чуть ближе к центру. - … Дэвид Карофски.
Другие кандидаты хлопали в ладоши, пока Дэйв выходил в центр, чтобы ему надели на голову корону.
Квинн с силой сжала левой рукой запястье правой, не обращая внимания на боль от того, как ногти впились в нежную кожу. Дэйв победил и в прошлом году, но вот его партнерша не прошла. Она просто не вынесет унижения, проиграв второй год подряд.
- Квинн Фабрей! – она вздрогнула, приняла протянутую Дэйвом руку и позволила подвести ее к Фиггинсу. Она крепко прижималась к Дэйву, как будто земля уходила у нее из-под ног, и только Дэйв мог ее удержать.
Она улыбалась, благодарила всех за поддержку и радовалась, что успела продумать короткую речь, потому что все слова вылетели из головы, и без подготовки она не выдавила бы ни звука. Дэйв помог ей спуститься со сцены и, когда они начали танцевать, его сильные руки легли на ее талию. Этот жест вышел успокаивающим.
Квинн нравилось всеобщее внимание, когда все глаза обращены на их танцующую пару в центре. Дэйв кружил ее по залу, а его широкая улыбка отражала ее собственную. Впервые в этом году она позволила себе рассмеяться, не волнуясь, что подумают окружающие. Она получила, что хотела.
После танца Квинн снимает с руки цветок и в машине старается не смотреть на парня… мужчину рядом с собой. Он сказал ей всего пару слов за весь сегодняшний вечер, а она была слишком счастливой, чтобы заметить. Но сейчас, когда схлынул восторг, она поняла, что действительно за него волнуется. Она попыталась думать о чем-то другом – об их отношениях без чувств, но после почти целого года притворства между ними появилось что-то настоящее.
- За ночь ты не сказал ни слова, - произнесла она своим привычным холодным тоном. Дэйв дернул уголком рта, и она поняла, что ее подловили. Как-то за короткий промежуток времени он научился читать ее лучше, чем кто бы то ни был в ее жизни. Как бы Квинн хотелось, чтобы ей удавалось это делать с той же легкостью.
- Поздравляю с победой, Квинн, - сказал он после долго молчания. – Кажется, это конец?
Она удивленно моргнула. Они заканчивают школу меньше, чем через месяц, и их сделка будет длиться до тех пор. Если порвут раньше, все догадаются, что их отношения были ложью.
- До выпуска, помнишь?
- Я поступил в Университет Огайо, - выпалил Дэйв. Она даже не знала, что он подавал туда документы. Именно там Квинн собиралась учиться. Она получит скучную степень Английской Литературы или Менеджмента, потом вернется в Лиму и остаток жизни проведет в этом болоте. Дэйв же должен был уехать из штата – получить спортивную стипендию футболиста или хоккеиста и навсегда исчезнуть из ее жизни.
- А что случилось с Нью-Йорком? – спросила она. В последний раз, когда они поднимали эту тему, он только и говорил об их предложении. Она готова была поклясться, что он его уже принял.
- Они не давали полную стипендию. К тому же Университет Огайо гарантировано покрывает все расходы за четыре года.
- Значит, мы будем учиться вместе. Это все равно ничего не меняет. После выпуска мы официально расстаемся, - Квинн посмотрела на него из-под опущенных ресниц, пытаясь оценить его реакцию. Кроме кивка она ничего не добилась.
- Если только ты не хочешь продлить наше соглашение.
- На тех же условиях? – спросил он.
- Да.

Дэйв должен двигаться. Пытается поднять руки, но на него словно свалилась тонна камней. Смешно, - думает он, - ведь ночью у него не было с этим проблем - он прижимал ее запястья к кровати, оставлял синяки и царапины на ее теле. Он дрожит, боясь закрывать глаза, потому что знает, что увидит.
- Квинн… - голос хриплый, что странно – он молчал почти всю ночь, голосовые связки у него в порядке. Дэйв прочистил горло, отчаянно пытаясь выдавить нужные слова. – Квинн… я…
- Пожалуйста, - просит она, и в ее голосе сейчас нет привычной горечи, которая раньше оставляла во рту неприятный вкус, а потом стала знакомой и успокаивающей. Сердце словно сжимает тисками.
- Прости, Кью, - говорит он. – Пожалуйста, прости.
Он хочет сказать больше, но не может. Слова оседают пеплом на языке, да они и не смогут исправить случившееся. А он повторяет эти слова вновь и вновь, словно заведенный.
- Как все зашло так далеко?

Их соглашение было слишком выгодным, чтобы Дэйв мог от него отказаться. Он удивился, когда понял, что ему нравится Квинн. Не в романтическом смысле, хоть он часами пытался найти в себе эти трепетные чувства. Квинн просто стала одним из его самых близких друзей. Они не слишком много разговаривали, но невозможно не узнать человека, если проводишь рядом с ним почти каждый день в течение целого года.
Они собирались провести лето в дали друг от друга. Дэйв устроился работать в местный супермаркет, а мама Квинн оплатила дочери два месяца путешествия по Европе. Впервые телефон Дэйва зазвонил через два дня после того, как Фабрей уехала. Он удивился, но быстро поднял трубку.
- Привет.
- Я оставила у тебя фотоаппарат? – спросила она, не утруждаясь приветствиями. Он и не ждал их, уже давно привыкнув к ее манере общения.
- Хм… подожди минутку, - сказал он, вставая со стула. – Как Испания?
- Красивая, - ответила она. – К тому времени, как я вернусь в Штаты, у меня будет великолепный загар. А как твоя работа?
- Моим призванием ее назвать нельзя, но к началу учебного года я смогу купить себе ноутбук, - он спустился на первый этаж к компьютеру, куда Квинн загружала фотографии их выпускного. – И тебе не нужно загорать. Ты и так самая красивая девушка в Огайо.
- Мило, Дэйв, - ответила она. – Так мой фотоаппарат у тебя?
- Хм… не вижу, - он отодвинул стопку бумаги, не обращая внимания на счета, которые отец обычно старался спрятать от него. Мелькнуло что-то красное, и Дэйв вытащил фотоаппарат. – Забудь, я его нашел.
- Черт, - воскликнула Квинн, и Дэйв тихо фыркнул. Первый раз, когда она выругалась при нем, он удивился, а она испугалась. Именно тогда он понял, что не единственный, кто пытается подстраиваться под мнения других. Эта мысль успокаивала, и вскоре они начали чувствовать себя свободнее в обществе друг друга. Она не притворялась идеальной девочкой-католичкой, а он не стоил из себя брутального мачо.
- Я могу переслать его, если дашь адрес, - он достал ручку, записывая адрес и прижимая телефон плечом. – Хочешь, чтобы я прислал тебе что-то еще?
- Вообще-то... – к тому времени, как Дэйв повесил трубку, у него уже был целый список вещей, которые Квинн забыла дома, и которые Дэйв должен был ей прислать. Он добродушно подшучивал над ней и спрашивал, что она вообще с собой брала в дорогу. Если бы она была рядом, то отвечала бы холодно и неприветливо, но по телефону сдерживала себя и не посылала его куда подальше.
- Можешь и дальше загорать. Я уже собираюсь к тебе домой, а потом зайду на почту, - они попрощались, не договариваясь созваниваться на следующий день.
Поэтому, когда телефон зазвонил на этой же неделе в то же время, Карофски удивился и решил, что забыл что-то. Звонки продолжились: в первый месяц – раз или два в неделю, а затем каждый день. Чаще звонила Квинн, но иногда и он, особенно когда выдавался слишком хороший или плохой день.
Он встречал ее в аэропорту, улыбаясь, едва увидев ее в толпе. Она оглядывалась по сторонам, но как только заметила его, притворилась равнодушной, пряча довольную улыбку. Но Дэйв уже увидел достаточно, чтобы понять – Квинн рада ему.

Она не знает, кто сказал эти слова, но почувствовала, как теплые слезы стекают по лицу. Квинн всхлипнула, вытирая их тыльной стороной ладони. Она знала ответ, но шея болела от синяков, отставленных его руками. Она может говорить, но думает, что если помолчит немного, время повернется вспять.
Квинн смотрит на часы, лежащие на полу, отмечает время - 12.00 - а потом переводит взгляд на Дэйва. Он больше не смотрит на нее, моля о прощении, а упирается взглядом в потолок или еще выше, в небеса. Она молится о том, чтобы слова исправили весь этот кошмар.
- Я не знаю, - говорит Квинн наконец, хотя хотела сказать совсем не это. Она хотела признаться во всем. Хотела преодолеть расстояние между ними и обнять его, хотела взять его руки в свои собственные, чтобы успокоить эту нервную дрожь в пальцах, которыми он судорожно цепляется за простынь, словно она единственная вещь, которая сохраняет его в здравом рассудке. Но она не может пошевелиться. Проклятие, которое они наложили сами на себя, до сих пор не спало.

В колледже они становятся еще ближе. На первом курсе у них одни и те же занятия, но даже когда у них не совпадало расписание – у нее были занятия дизайна интерьера, - специальность, которую она выбрала, а у него математика, - они обязательно встречались каждый день, чтобы просто заниматься в одной комнате. Их каким-то образом успокаивало, что в этом совершенно новом мире есть кто-то близкий и знакомый.
Осенью последнего курса Дэйв сидел у себя в комнате и готовился к первому выпускному экзамену, когда услышал стук в дверь. Он нахмурился. Его сосед никогда не стучался, а у Квинн был ключ. Тем не менее, когда он открыл дверь, к нему бросилась Квинн, крепко обнимая его и пытаясь что-то выдавить сквозь громкие рыдания.
- Тшшш… все хорошо, Кью, - прошептал Дэйв ей в макушку, практически неся ее к кровати. Он усадил ее на край, только сейчас замечая, что ее платье разорвано сбоку, а руки и колени выпачканы грязью. – Ты в безопасности, я с тобой.
- Я… прости меня, - сказала она, когда он принес полотенце. Карофски аккуратно стер всю грязь, для чего ему пришлось два или три раза полоскать полотенце. Он дал ей свою старую футболку и отвернулся, давая возможность переодеться. Но, похоже, ей было все равно, даже если бы он и смотрел.
- Что случилось? – спросил Дэйв, садясь рядом. Она прильнула к нему, а он осторожно обнял ее. Квин бы чувствовала себя неуютно, если бы это был кто-то, кроме Дэйва. Он ведь ее лучший друг, до сегодняшнего дня она даже не задумывалась, как близки они стали. Он знал о ней абсолютно все.
- Я… Крэг пригласил меня на свидание, – тихо ответила она.
- Парень, с которым ты ходишь на занятия по дизайну? – Квинн кивнула, не поднимая головы с его плеча.
- Д…да, - ответила она. – Мы… то есть, я… Господи. Я ужасный человек. Я не хотела изм… изменять тебе. Но… он казался таким милым. И смешным. И… О, Господи. Мы пошли в клуб, все было замечательно. А потом он затащил меня в какой-то закоулок, он был очень пьян. Он пытался… но мне удалось вырваться.. а потом я… я пришла сюда, потому что ключи в сумке, а сумку я забыла там… Ты меня простишь?
- Все хорошо, - ответил он, ласково проводя ладонью по ее волосам. Квинн начала успокаиваться, придвинувшись к Дэйв ближе и обнимая его. Она и не понимала, как сильно ей хотелось услышать эти слова.
- Я люблю тебя, Дэйв, - произнесла она. Это уже против правил, но ей было плевать. Он единственный человек во все мире, кому она может доверять, и то, что началось с взаимовыгодного сотрудничества, переросло в нечто большее.
- Я… я тоже люблю тебя, Квинн, - ответил он после долгого молчания. Она слышала в его голосе сомнения, слышала, что он не вкладывает в слова тот же смысл, что и она, но сейчас ей было все равно. Дэйв сказал их, и она знала, что он никогда не причинит ей боли.
- Давай поженимся, - это мгновенный порыв, но она хотела услышать, что он всегда будет рядом. Сейчас она не узнавала себя. Она всегда старалась быть такой сильной, и всего лишь один пугающий опыт сломал все ее барьеры.
- Поженимся? – переспросил Дэйв. – Ты расстроенная. Тебе нужно выспаться. И не стоит принимать поспешных решений.
- Оно не поспешное. Давай поженимся этим летом. После выпускного.

Карофски слышит, как она говорит, но слова смешиваются в голове. Он слишком сосредоточен на своих руках, цепляясь за простыни и так сильно спиваясь ногтями в кожу, что чувствует боль даже через разделяющую преграду ткани. Идет кровь, - думает он смутно, но ее не так много, как на ногах Квинн от разбитого стекла. Она не заслужила этой боли. Как бы он хотел забрать всю ее боль себе.
А затем Дэйв поднимает голову. Он всегда молится, глядя вверх, хоть с детства и знает, что Бог не обязательно находятся там. Но так легче притворяться. А притворяться он умеет.
Просьба очень простая, он молит о прощении, просит повернуть время вспять. Он не знает, исполнилась ли его первая просьба, потому что вторая так и осталась на словах. Когда он поворачивает голову – свадебное платье все так же лежит на столе.
- Я не могу этого исправить, - говорит он, вспоминая ощущение кружева под своими пальцами. И мягкую нежную кожу под ними. Нежность, которую он не хотел чувствовать. Он пытался представить на ее месте крепкие мышцы и грубую кожу. И ненавидел себя еще больше.

День их свадьбы выдался солнечным и идеальным. Почти целое утро Дэйв приходил в себя после ночных развлечений. Азимио прилетел из Лос-Анджелеса, чтобы устроить мальчишник со стриптизершами и таким количеством алкоголя, что это наверняка было незаконным. На свадьбе должны были присутствовать также Финн и Пак, они до сих пор жили в Лиме, но Квинн настояла, чтобы у него был только один шафер, тогда как сама она пригласила Сантану, Бриттани и Мерседес быть ее подружками невесты.
- Чувак, ты уверен? – спросил его Азимио, наверно, в миллионный раз. Они уже были одеты и успели выпить целый кофейник и столько Гаторейда, что Дэйв думал, что скоро взорвется.
- Почему бы и нет? – задал встречный вопрос Дэйв. Он отвечал так каждый раз, когда его спрашивали одно и то же. Иногда он думал, что Азимио знает его секрет. Но ведь если бы он хотя бы догадывался, то не стал бы вообще с ним разговаривать. Вот почему Дэйв так и не открылся. Он не смог бы вынести отвращения во взглядах. Да и какой парень захотел бы быть с ним?
- Просто подумал, - ответил Аз, пожимая плечами. Он подошел ближе и еще раз поправил галстук Дэйва. – Просто хочу, чтобы ты был счастлив, Ди.
- Квинн делает меня счастливым, - и это не ложь. Ему нравилось проводить время с Квинн. Ее стервозность только прикрывала неуверенность. И, несмотря на свои поступки, Квинн никогда не судила людей по первому впечатлению. У нее есть дар манипулировать людьми, но на самом деле она никогда не стала бы влезать в чью-то жизнь и пытаться этого человека менять. Судя по выражению лица Азимио, Дэйв его не убедил. – Правда, Аз. Она… наверно, она спасла мне жизнь в выпускном классе. Я ей всем обязан.
Это тоже правда. Он так ненавидел себя за то, что сделал с Куртом. К началу выпускного класса Карофски едва не утонул в чувстве вины, убедив себя, что он настолько ужасный человек, что никто не сможет увидеть в нем ничего светлого и хорошего. Квинн смогла. Не сразу. Ведь поначалу ей просто нужен был тот, кто сможет отгонять от нее парней. Но как только они стали ближе, он увидел это в ее глазах - Квинн смотрела на него, будто видела что-то особенное.
- Мистер Карофски, мы готовы, - сообщила ему организатор свадьбы, беря его за руку и проговаривая последние наставления.
Кроме короткого мгновения, когда Дэйв думал, что Квинн придет в себя и бросит его у алтаря, церемония пролетела одним мгновением. Людей было немного - члены обеих семей, друзья из школы и колледжа. Квинн украшала все сама, но настояла на том, чтобы они пригласили и организатора свадеб. Зал, в котором проходил прием, был еще красивее - розовые цветы и серебристые шарики, раскачивающиеся под легкими порывами ветра. Свадьба была идеальной.

- Здесь нет твоей вины, - тихо говорит она. Эти слова она хотела сказать целое утро. Его руки ранили ее. Его слова разрывали ее на части. И все равно она знает, что виновата. Ничего не случилось, если бы она не была такой глупой.
- Но я… - у Дэйва все еще хриплый, срывающийся голос. Но сейчас в нем чувствуется облегчение. В нем уже нет такой ненависти к самому себе. Появляется что-то похоже на надежду. И ей хочется забрать свои слова назад. Сказать, что он во все виноват, пусть продолжает верить в ложь.
Потому что как только он поймет правду, он возненавидит ее. А она знает, что не переживет этого. За эти пять лет она рассказала Дэйву слишком много о себе. Она считала, что он станет человеком, которому она никогда не сможет открыться. А он стал тем, без кого она не может жить. Ей приходится отвести взгляд, всего на мгновение. На нее вновь обрушиваются воспоминания.

Когда она вошла в комнату, Карофски напряженно застыл. Она знала, что он всегда смущался, когда разговор заходил о сексе, а за пять лет, что они дружили, он не сделал ей ни одного намека. За это она ему благодарна. После Пака и истории с беременностью Квинн поклялась, что не будет заниматься сексом до свадьбы. Она не собиралась позволять делать с ее телом то, что сделал Пак. Ни в коем случае. Но сейчас она готова. Она замужем за своим лучшим другом и может ему полностью доверять.
- Квинн… - он повернулся к ней. Она улыбнулась, демонстрируя бутылку вина, которую она взяла с праздничного стола. – Я не думаю…
- Тсс… - сказала она, протягивая бокал. – Это чтобы расслабиться.
Она намеренно налила в бокал Дэйва в два раза больше, чем в свой. Он быстро выпил его, хотя и с явной неохотой. Квинн вновь наполнила бокал и протянула ему. Свой она даже еще и не допила.
- Квинн…
- Успокойся, Дэйв, - сказала она. – Оно не слишком крепкое, как раз чтобы расслабиться.
Она одарила его самой очаровательной улыбкой, на которую только была способна, и Карофски сдался. Квинн потеряла счет бокалам, которые наполняла для него. Он выпил все. Когда она допивала второй бокал, он удивил ее тем, что резко сократил между ними расстояние и поцеловал ее.
Это не был их первый поцелуй – им приходилось целоваться и раньше, чтобы поддерживать легенду. В школе никто бы не поверил, что они встречаются, если бы они не целовались на людях. Но вот этот поцелуй отличался от всех предыдущих. Он был жадным, грубым, но Квинн не собиралась отступать - просто обняла Дэйва за шею и прижалась к нему.
Когда он зарычал, прикусывая кожу на ключице, она откинула голову и застонала. Совсем не так, как с Паком. Пак был опытным. В отличие от Дэйва. Дэйв был нетерпеливым, его руки скользили по ее спине, ногти впивались в кожу даже через ткань платья. Квинн попыталась оттолкнуть его, но он даже не двинулся. Она распустила шнуровку и расстегнула молнию, пока он подталкивал ее к кровати. Ей удалось выбраться из платья и швырнуть его через всю комнату.
- Дэйв… – она осторожно толкнул его в грудь, намекая на то, чтобы он действовал нежнее. Его пальцы впились в ее бедра, причиняя боль, но Карофски не остановился и вместо этого прикусил до крови ее губу. – Пожалуйста… Дэйв…
Как-то незаметно он успел снять рубашку и брюки. Он явно был возбужден. Когда она начала сопротивляться активнее, Дэйв наконец оторвался от нее и, повернувшись, с размаху ударил кулаком по столу. Бутылка упала на пол, разбиваясь и разливая остатки вина.
- Чего ты хочешь, Квинн? – спросил он, едва не срываясь на крик. – Разве не этого? Господи! Какой же сучкой ты иногда бываешь! – он отвесил ей звонкую пощечину. Квинн упала на кровать, а когда попыталась отодвинуться как можно дальше, он быстро вернул ее на прежнее место.
- Перестань, Дэвид, - произнесла она, пытаясь прикрыться. Но Дэйв сильнее, он схватил ее за ногу и дернул к себе. Квинн перестала вырываться, лишь тщетно просила его остановиться. Но он ее не слышал или же просто игнорировал.
Здесь не было ничего милого и нежного, как она себе представляла. Или страстного. Все вышло грубо и больно. В его глазах ненависть, а в голосе яд. Он хватал ее за волосы и с силой тянул назад, так что она думала, что он просто вырвет их с корнем. Дэйв называл ее сучкой и шлюхой, а руки так сильно сжимали ее ребра, что она боялась, как бы Карофски их не сломал. Он выдержал только один раунд, а затем упал на кровать рядом с ней.

- О чем ты? – спрашивает он, наконец, а в голове мелькают образы, как Квинн лежала под ним, а глаза ее были полны страхом и болью. Дэйв знает, что это его вина. Он причинил ей боль. Его руки держали ее, его ладонь закрывала ее рот, его пальцы сжимались на ее горле с такой силой, что он думал, что убьет ее.
- Я заставила тебя… я тебя напоила, - говорит Квинн, а в ее голосе нет и тени сарказма или яда.
- Ты не могла меня заставить, - возражает Дэйв. – Мне следовала бы подумать. Мой отец… я должен был догадаться, - да, должен был. Он знает, что алкоголь может с ним сделать. Он разбил дружбу, которая помогала жить, двигаться дальше. Он хочет вернуть время назад и вместо того, чтобы сделать первый глоток, оттолкнуть бокал.
Впервые она поднимается, открываясь ему. В ее движениях нет стыдливости, она подходит к кровати и медленно забирается на нее. Морщится от боли, когда задевает царапины, но все равно ложится рядом с ним. Прижимается и закидывает на себя его руки, так, чтобы они обнимали ее. У него нет сил оттолкнуть ее. Да он и не хочет. Ее спокойное размеренное дыхание успокаивает его.
- Что мы будем делать дальше? – шепчет она едва слышно, словно боясь ответа. А он не знает, что ей сказать. У него нет ответа. Нет слов для убеждения. Он не может обещать, что все будет хорошо. Он не может сказать, что будет защищать ее, поскольку сам же ее и сломал.
Дэйв знает, как они оказались в этой ситуации, но не знает, как решить ее. Их раны не затянутся за несколько недель. Они годами обманывались и всего лишь за одну ночь разрушили все вокруг себя.
Сидя в тишине, Дэйв пытается забыть.

@темы: перевод, R

---

[alex chicago]

Два единственных гет-видео, которые я когда-либо делала х)
Приятного просмотра

Название: She Will Be Loved
Автор:  alex chicago
Пейринг: Blaine & Quinn
Рейтинг: PG-13
Жанр: romance, angst
A/N: Смотреть в HD.
Сюжет: Первая любовь - никогда не забывается.
Примечание: в видео используются кадры из: фильма "Маленький Манхэттен", "Большие Надежды", "Йорген + Анна = любовь" и сериала "Связь".
Делалось в подарок  Маршалл Ли.

СМОТРЕТЬ

Название: Feel this
Автор:  alex chicago
Пейринг: Sam Evans/Quinn Fabrey
Жанр: romance/fluff
Рейтинг: PG
A/N: Смотреть в HD.
Сюжет: Иногда кажется, что твоя жизнь просто ужасна и лучше она не станет, но все меняется, когда в твоей жизни появляется человек, который заставляет тебя снова улыбаться и верить в то, что все еще будет хорошо.
Слеплено на Фандомную Битву.

СМОТРЕТЬ

@темы: клип, PG-13

---

с величайшего благословения соавтора выкладываю

[Пациент скорее мертв]

The Great Rock’ n’ Roll Swindle


Название: The Great Rock’ n’ Roll Swindle
Авторы: пакет с пакетами и Christmas tangerine
Бета: Кленовый Лис.
Клип: Christmas tangerine
Фандом: Glee
Персонажи: Ноа Пакерман/Лорен Зайсиз
Жанр: creepy, humor, adventure, action.
Тип: гет
Рейтинг: R
Дисклеймер: все права принадлежат создателям сериала Glee
Саммари: Однажды ночью в школьном коридоре появляется странное граффити. Директор Фиггинс не исключает возможность, что его мог нарисовать полтергейст, но кроме самого директора в это никто не верит. Пак приглашает Лорен на ночное свидание в школе, чтобы узнать, правда ли это. Но то, что они находят, оказывается страшнее самых смелых ожиданий…
Примечание: написано на фандом файтинг

Началось все с того, что в главном коридоре МакКинли, напротив кабинетов математики и английского, на стене нарисовали граффити. Автор явно не задумывался над тем, что рисовал, потому что рисунок представлял собой просто огромный набор разнообразных значков – от пентаграммы до свастики. Затесались и знак доллара, и анархии, и даже эмблема группы HIM. В любом случае, оно занимало почти три – его уже успели тщательно измерить – метра идеально чистой до этого школьной стены. Свидетелей преступления не нашлось: охранник разводил руками, уборщик мистер Кидни винил во всем потусторонние силы. Сью Сильвестр требовала отстранить – дословно – «этого пьяницу Кидни», а так же закрыть школу на неопределенный срок и предоставить ей полномочия следователя, но директор Фиггинс пошел другим путем. Во время большой перемены, вместо того, чтобы дать школьникам возможность отдохнуть и позавтракать, он объявил по громкой связи о срочном сборе всех учащихся в спортивном зале, и, стоило ученикам прийти в назначенное место и слегка притихнуть, как директор заговорил с ними уже лично:

– Разумеется, все вы уже видели результат ужасающего акта вандализма, размещенный в коридоре.

В зале поднялся гул – видимо, результат акта вандализма видели не все, и те, кто видел, принялись с удовольствием рассказывать тем, кто не видел, несуществующие подробности громкого дела.

Директор нетерпеливо постучал по микрофону. Все обернулись на неприятный звук и во второй раз затихли.

– Так вот, все вы его видели. Но поговорить я хочу не об этом. Нет, разумеется, это отвратительно, но, что важнее, это очень опасно. Да-да, опасно! – попытался он перекричать снова зашумевшую толпу. – Дети! Дети, тихо! Сегодня я говорил с нашим уборщиком, мистером Кидни, и он сказал мне, что в нашей школе был замечен полтергейст, а это значит, что находиться ночью в школе нельзя ни при каких обстоятельствах! Тихо!

– Замолчали! – поддержала директора в мегафон Сью. Ее ученики послушались гораздо быстрее.

– Спасибо, мисс Сильвестр. Дети, пусть тот, кто нарисовал это граффити, сегодня зайдет в мой кабинет, возможно, этому человеку нужна срочная медицинская помощь, нападение полтергейста на человека – это очень опасно, и может привести к необратимым последствиям! Я уже говорил по этому поводу со своим пастырем, и он позвонил экзорцисту в Детройт. Экзорцист уже выехал. Я надеюсь, что сделавший это будет благоразумен. – Фиггинс покашлял. – Что вы все будете благоразумны, и этой ночью ничего подобного более не произойдет. Спасибо, дети, можете идти на перемену.

Зал начал стремительно пустеть уже на слове «спасибо», и слово «перемена» слышал, наверное, только замешкавшийся на лестнице Джейкоб Бен Израиль.

– Ну и что ты думаешь насчет всего этого, детка? – Пак с интересом посмотрел на Лорен. Они были одними из первых, вышедших из спортивного зала, и сейчас шли уже довольно далеко от него. Как раз по коридору, где было нарисовано граффити.

Лорен пожала плечами:

– Насчет чего именно? Граффити? Все элементарно – какой-то малолетний любитель нарушать закон, ну, вроде тебя, забрался через окно и, воспользовавшись полной профессиональной непригодностью нашего охранника, разрисовал стену красной краской производства Мичиганского завода... Я сама баловалась рисованием пару лет назад, - снисходительно пояснила она в ответ на непонимающий взгляд Пака. – Или ты про полтергейст?

– Именно про него, – с готовностью подтвердил Ноа. – Хотя, ты, наверное, не веришь в это все…

– Ну почему же, – Лорен смущенно поправила очки, – вообще-то верю.

И тут же посерьезнела.

– Только не говори никому, а то сверну тебе шею.

– Я могила, детка.

Пак смотрел на Зайсиз с выражением преданности и обожания. Лорен оценила направленный на нее взгляд и согласно кивнула:

– Вот и отлично.



Казалось, об этом разговоре Пак забыл, но, стоило урокам закончиться, как он подошел к Лорен снова и с тем же:

– Слушай, я тут подумал насчет полтергейста…

– Ты что сделал? – Со смехом перебила его Лорен. – Не заставляй меня верить, что ты действительно это сказал.

Пакерман смиренно кивнул и опустил глаза:

– Ну, мне просто пришло в голову…

– Вот это куда ближе к правде, – улыбнулась Лорен, кивая в знак одобрения. – Теперь выкладывай.

– Так вот, вдруг этот полтергейст реально существует? – Глаза у Пака горели так, будто ему кто-то подарил мотоцикл и разрешил без последствий прокатиться по Америке. Ну или просто подарил мотоцикл.

Лорен же только поправила, не отреагировав на энтузиазм своего парня:

– Он реально существует. Не вдруг.

– Нет, ну вдруг… он существует у нас в школе? Ну там, вылезает по ночам и действительно ходит тут. Какой-нибудь призрак замученной Сью Сильвестр школьницы…

Вот тут Зайсиз хмыкнула. А потом спросила, строго глядя на Пака поверх очков:

– И что ты предлагаешь? Надеюсь, не залезть ночью в школу, чтобы проверить?

– Ну вообще-то, именно это… – подмигнул ей Пак.

Лорен фыркнула:

– Я согласна. Позвони мне около десяти, я скажу точно.



Мало кто знал – вообще-то, только Пак, и то, только с сегодняшнего дня, – что Лорен Зайсиз действительно и честно верит в существование потусторонних сил. Нет, она не верила в вампиров и «Сумерки» смотрела исключительно за компанию, уже потом проникшись прекрасной историей вампирской любви и неземной красотой Роберта Паттинсона, но она верила в духов и в то, что в некоторых местах – например, в заброшенных домах с темным прошлым или там на кладбищах, – они действительно могут водиться. А еще она верила в то, что их можно вызвать. И убить – «Сверхъестественное», в отличие от «Сумерек», она смотрела уже чисто с практической точки зрения, а вовсе не из-за симпатичных актеров. Совсем не из-за них, да, тем более, что ее Пакерман любому из них мог дать фору. И именно поэтому, едва услышав историю о полтергейсте в МакКинли, она ухватилась за возможность ее проверить: скорее всего, они ничего не найдут… ну а вдруг? И это «вдруг» приятно грело Лорен Зайсиз душу.

Еще ей приятно грело душу то, что Пакерман, если уж что-то предложил или пообещал, обязательно доведет до конца. Так, позвонил он ровно в девять-сорок пять – именно с этого времени, по ощущениям Лорен, и начиналось «около десяти» – и спросил, не передумала ли она за день.

– Хмм… дай подумать… нет, не передумала. – На том конце трубки раздалось тщательно замаскированное под кашель «Да!». Лорен усмехнулась такой непосредственности и сообщила: – Можешь заехать за мной через полчаса. А лучше через час: я не думаю, что так рано мы сможем попасть в школу.

По Паку давно уже можно было сверять часы: если Лорен говорит «Через час», значит, ровно через час Пакерман будет под ее дверью. Готовый ко всему, что она ни скажет. Так было и сегодня, без пятнадцати одиннадцать Зайсиз выглянула в окно и увидела тормозящий под деревом – метрах в десяти от ведущей ко входу дорожки – старенький, но вполне симпатичный пикап. Задернув штору, она прихватила заранее собранный рюкзак, вышла из комнаты, прикрыла дверь, и, не особо заботясь о конспирации, – родителей не было дома, и она могла себе позволить, – спустилась вниз. Пак уже ждал ее у самой двери. Такая инициатива с его стороны, по мнению Лорен, все еще была наказуема:

– А если бы из дома вышла не я? Как бы ты объяснил, что ты тут делаешь? – мрачно поинтересовалась она. Пак пожал плечами:

– Я бы дал деру и все, меня бы даже рассмотреть не успели. И потом, я верил, что выйдешь именно ты. Я чувствовал это, детка.

– Пошел ты, Пакерман, – усмехнулась Лорен, отодвигая его с дорожки и идя в сторону машины. – Откуда у тебя эта тачка? Я что-то ее не помню…

– Я взял ее у соседского дома, – беззаботно пожал плечами Пак и сел за руль. Лорен, уже собравшаяся было забраться на пассажирское сиденье, резко затормозила.

– Ты хочешь сказать, что ты угнал ее?

– Я хочу сказать, что я взял ее у соседского дома. И что я верну ее туда к утру. Неужели ты все еще сомневаешься в своем Пакозавре? – в его голосе сквозила обида пополам с возмущением.

Лорен открыла свою дверцу и все-таки села в машину:

– Уговорил. – Вздохнула она. – Но ты все-таки жуткий криминальный элемент.

– Но тебя это все-таки жутко заводит, – в тон ей ответил Пак и тронулся с места.

До школы они добрались минут за пять, еще двадцать провели, сидя в машине, – охранник все еще зачем-то ходил кругами, создавая видимость деятельности и тем самым ужасно мешая. В районе половины двенадцатого он окончательно засел на своем посту – видимо, как обычно, с кофе и приставкой, – а Лорен и Пак направились к черному входу.

На поверку, вся усиленная охрана школы была чистой воды выдумкой: дверь оказалась закрытой только на задвижку изнутри, с которой Пак справился, приподняв окно и с минуту вслепую повозившись. За что удостоился одобрительного кивка от Лорен:

– Отлично. Теперь нам нужен архив. Если я правильно помню, то это напротив библиотеки. Ты помнишь туда дорогу?

– Обижаешь. После того, как ты мне ее показала, я регулярно туда захожу. Как ты думаешь, дверь туда закрывается? А то я не помню, была ли там вообще… дверь.

Лорен молча стянула со спины рюкзачок и, не отставая от Пака ни на шаг, проверила содержимое бокового кармана. В нем приятно звякнула связка отмычек. Эту прелесть она приобрела у одного криминального – чуть более криминального, чем Пакерман, – знакомого еще весной, когда влезала в этот же архив, чтобы почитать дело Квинн Фабрей, а пользоваться научилась и того раньше, еще в лихие скаутские годы – их тогда вообще учили очень многим странным вещам. В общем, за дверь в архиве она не волновалась – в любом случае, это дело не заняло бы больше двух минут.

Пак же думал несколько о другом. Его мало интересовал вопрос двери в архив, если не откроется она, откроется какая-нибудь еще, а это будет значить, что задачу минимум – притащить Лорен в пустую школу ночью – он выполнил. Это была его старая идея, он давно заметил, что, как бы Лорен не храбрилась и не делала вид, будто все хорошо, на самом деле, ее слегка пугает возможность оказаться пойманной в неположенном месте в неположенное время. Пак же этого не боялся совсем, и это делало его… более мужественным, что ли. Как будто Лорен боится мышей, например, а он ее от этих мышей храбро спасает. Мышей, допустим, Пак боялся и сам, мама говорила, будто они разносят заразу, и от их укуса можно умереть, но в темной школе он определенно был куда больше мужиком по сравнению с Лорен, чем обычно. Именно для этого он нарисовал чертово граффити и рассказал мистеру Кидни историю про полтергейст он как знал, что уборщик проглотит эту чушь, как и любую чушь из оккультных газетенок, до которых он был большим охотником, да еще и растреплет Фиггинсу, а Фиггинс наверняка расскажет всей школе. Так и случилось: история с «сумеречной лихорадкой» повторилась снова, только на этот раз директор призвал школу не бороться с вампирами, а бояться полтергейста. Идеальный предлог, чтобы заманить давно замеченную за интересом к потустороннему Лорен в запрещенное место.

– Ты все-таки забыл дорогу, – Голос Лорен вырвал Пака из сладких мечтаний о том, как именно он сможет воспользоваться этой ситуацией и вернул к реальности, в которой они собирались искать в архиве сведения о полтергейсте. – Это здесь.

Она остановилась напротив двери в архив и вытащила из кармана рюкзака свои отмычки. Открыть его оказалось делом двух минут, замок был совсем простым, да и вполне знакомым для уже открывавшей его полгода назад Лорен.

Очутившись внутри, она достала из рюкзака два фонарика. Один протянула Паку, а второй включила, осматриваясь.

– Так-так… – протянула Лорен, освещая серые шкафы с личными делами учеников. – И что именно мы ищем?

– Я не знаю, детка, – Пак тенью прошмыгнул в кабинет вслед за ней, оглядываясь на коридор – не идет ли ночной сторож. – Что-то странное? О чем обычно не треплются на уроках?

Лорен в задумчивости присела на краешек стола и рукоятью фонарика почесала лоб – под черной конспирирующей шапкой он страшно зудел. Они могут рыться в документах всю ночь, выискивая что-то интересное, и не найти в итоге ничего.

– Знаешь, вряд ли последние лет двадцать здесь что-то случалось. Иначе мы знали бы об этом от учителей и бывших выпускников. Я думаю, надо копнуть раньше. Начало девяностых. Восьмидесятые, может быть.

– Звучит как план, – одобрительно подмигнул ей Пак и сел рядом.

Пока Лорен обдумывала свою идею, он ненавязчиво приобнял ее одной рукой значительно выше талии и постарался плавно сдвинуть ладонь на шикарную грудь своей необъятной девушки.

– Даже не думай об этом здесь, Пакерман, – строго произнесла Зайсиз.

Она была совсем близко, а темнота школьного архива, нарушаемая лишь светом двух фонариков, только подстегивала романтичные фантазии Пака.

– Но, детка, мы же с тобой как Бонни и Клайд: вдвоем против правил, нас могут застукать в любой момент, – прошептал он, прижимаясь ближе. – Так почему бы не добавить остроты в наше ночное приключение?

Он потянулся к ней, в надежде на поцелуй. Вместо ответа Лорен направила на него фонарик, заставив зажмуриться от яркого света и неожиданности.

– Хм… - задумчиво протянула она. – Давай сделаем так. Если ты найдешь в архиве что-то по настоящему интересное и страшное, мы пойдем в кабинет психолога и развлечемся прямо на столе мисс Пи.

– Это жестоко! – восхитился Пак.

– О, я знаю, – мурлыкнула Лорен. – Но! Ты должен это заслужить.

Пак подавил в себе раздраженный стон. Его план казался вот-вот осуществленным. Он, Лорен, темнота и широкий письменный стол в архиве – что еще нужно было для жаркого свидания с приключением? Но неприступная Зайсиз, как всегда, отвергла очередное посягательство на свое тело, хоть и дала надежду на успешный исход свидания. Дело за малым: осталось найти в чертовой куче папок, среди бумажной ерунды, вроде больничных выписок прививок и копий почетных грамот, что-то действительно заслуживающее внимания, чтобы Лорен выполнила свое обещание.

Подумав об этом, Пак воодушевленно высветил фонариком записи восемьдесят второго года – ящиком восемьдесят первого уже занялась Лорен.

– Скукотища. Скукотища… – вполголоса произносила она, бросая очередную папку на письменный стол.

Пак куда тщательней просматривал бумаги.

– Эй, детка, смотри! – возбужденно зашептал он и ткнул пальцем в дело некого Робина Л. Стивенсона. – У этого чувака в медицинской карте записан атавризм: у него было три соска!

– Атавизм. – поправила Лорен. – И что?

– Три соска, эй! Это по-любому тот самый дьявол, про которого говорил Фиггинс.

Зайсиз скептически скривилась.

– Пакерман, мне иногда кажется, что малая часть твоего мозга скопилась в области ирокеза, а значительная – ушла в член. Не пори чушь, я не стану заниматься с тобой сексом из-за какого-то урода.

Она покачала головой и вернулась к своим папкам. Не теряя надежды, Пак продолжил просматривать документы, но тщетно. За выпуском восемьдесят второго года прошли восемьдесят четвертый и восемьдесят шестой, а после и восемьдесят восьмой. Стараясь найти хоть что-то, Пакерман просвечивал личное дело какой-то Сьюзен Харпер, которая страдала бессонницей, но все еще не тянула на роль школьного призрака.

– Это бесполезно, – в тон его мыслям произнесла Лорен, складывая папки на место, не особенно заботясь о сохранности порядка – кому придет в голову проверять архивы двадцатилетней давности? – В этой школе никогда ничего не случалось страшнее облитых слашем лузеров. Давай лучше пороемся в досье одноклассников, найдем что-нибудь компрометирующее и займемся шантажом. Будет весело, проверено на Квинн…

– Нет, детка. – Потрясающая, по мнению Пака, идея посетила его голову. – Мы копнем глубже. Как насчет старого архива?

Лорен непонимающе посмотрела на него.

– Ну, – пояснил Пак, – старый архив. Наш бывший квотербек, Роджерс, рассказывал, что в подвале есть архив, который перевезли из старого здания МакКинли Хай. Там хранятся все записи из старой школы и из новой до восемьдесят первого года. Смотри сама, здесь записи идут с восьмидесятых, а нашей школе…

– …недавно было сорок лет, – закончила за него Лорен. – Я никогда не задумывалась, куда делись старые дела. Думала, их потеряли или выбросили.

– Детка, это же документы, – снисходительно бросил Пак. – Роджерс со своими дружками залезал в этот архив, искал школьное дело тренера Танаки. Меня брали с собой стоять на стреме. Давай сходим туда? Если в МакКинли и случалось какое-то паранормальное дерьмо, то записи об этом могут быть только там.

А еще, подумал Пак, в таком ограниченном пространстве, среди романтики старых документов, Лорен будет сложнее устоять перед секс-флюидами Пакозавра. И уж там-то ему удастся уговорить Зайсиз ну хоть на что-то.

– Идет, – согласно кивнула Лорен.– Но если мы ничего не найдем – у нас не будет секса вплоть до выпускного.

– Окей.

– Как минимум.

– …Ладно, – вымученно согласился Пак.

Вместе они кое-как убрали папки по ящикам. Выглянув в коридор первым, Пак убедился, что никого нет, и они вдвоем с Лорен пошли к подвалу. Проходя мимо граффити, Зайсиз пробежалась по рисунку светом фонарика, рассматривая.

– В темноте эти штуки выглядят не так по-идиотски. Даже круто, – признала она.

Пак еле удержался, чтобы не сказать «спасибо».

– Меня, может, даже бы напугало, если бы не было кардиограммы и доллара, – продолжила девушка. – В детстве меня жутко пугали всякие странные рисунки на заброшенных домах и… над чем ты смеешься? – вдруг остановилась она.

Пак непонимающе посмотрел на нее.

– Я? Я не смеялся.

– Ты смеялся! – обвинительно произнесла Лорен, светя на него фонариком.

Не сговариваясь, обо просветили коридор в разных направлениях.

– Детка, никто не смеялся. Это, наверное, сквозняк. Или сторож. Прибавим ходу? – предложил он.

Лорен выглядела серьезной и не похоже было, что она пыталась его напугать. Пак предложил ей руку, но Зайсиз закатила глаза и уверенно зашагала к двери в подвал. Не желая отставать, Ноа поспешил за ней.

Дверь, ведущая в подвал, располагалась у лестницы на второй этаж и, естественно, была закрыта. Кто позволит ученикам ходить туда? Никто. А у персонала всегда имелись при себе ключи. Лорен достала из рюкзачка отмычки и принялась ковырять замок, но тот не поддавался ее манипуляциям. Не удалось взломать его и Паку.

– Ну. И как мы войдем туда, гений? – скептически хмыкнула Зайсиз.

Пак осмотрел висячий замок профессиональным взглядом засранца, взламывавшего шкафы и бабушкины сундуки с одиннадцати лет.

– Скоба еле держится, – он с силой дернул за замок, но тот не поддался. – Нужен рычаг.

Лорен снисходительно усмехнулась, закатала рукава джемпера, и, собравшись с силами, потянула замок на себя. Но тот не поддавался даже усилиям чемпионки штата по рестлингу. Заключение «еле держится» явно было поспешным.

– Окей. Нужен рычаг, – признала она. – И где ты его возьмешь?

– У тебя в рюкзаке есть лом?

– Только соль, святая вода, распятье и упаковка «Читос», – Лорен серьезно подошла к вопросу охоты на призраков.

– Столовая не заперта, – сориентировался Пак. – Я схожу туда, посмотрю, как и что. Можно взять стул и поддеть ножкой.

– Вперед. Я подежурю здесь.

На самом деле, Лорен ужасно не хотелось создавать шум и тащиться через весь этаж в столовую. И если бы во время вылазки Пакермана поймали, она бы смогла незаметно улизнуть из школы, пока сторож устраивал бы головомойку ее бойфренду. Урвав таки поцелуй «на удачу», Пак бесшумной благодаря кроссовкам трусцой побежал к столовой, а Лорен осталась у входа в подвал. Решив сэкономить батарейку, она выключила фонарик и прислонилась спиной к лестнице.

Едва она это сделала, что-то холодное мягко коснулось ее шеи сзади. Пискнув, Лорен отскочила от стены и принялась стряхивать с себя неведомое нечто, покусившееся на ее тело.

– У тебя нет власти надо мной! – вспомнила она универсальную спасительную фразу из какой-то страшилки.

Но страшным призраком оказался всего лишь капюшон ее джемпера. Мысленно выругав себя за паранойю, Лорен все же залезла в рюкзачок и достала маленькое деревянное распятье. Убрав его в карман, она снова прислонилась к лестнице и стала ждать, гоня от себя все беспокойные мысли о призраках вокруг нее.

Невдалеке послышалась музыка. Зайсиз мигом узнала бас-гитару: такие же звуки Арти извлекал из своей четырехструнки.

Охранник, мелькнуло в голове у девушки. Она осмотрелась в поисках укрытия и наудачу дернула дверь каморки под лестницей.

Не заперто!

Лорен кое-как втиснулась в заставленное ведрами и швабрами (а вот и рычаг, зря Пакерман умчался в столовую) помещение и, оставив себе щелку для обзора, стала наблюдать за коридором. Музыка стала громче. Она постаралась остаться неподвижной, чтобы ничего не задеть и не поднять грохот. В потемках они не видела ни охранника, ни света его фонарика. Возможно, он шел по другому коридору. Странно, что не слышно шагов, подумалось Лорен. Через полминуты музыка стихла. В каморке Зайсиз чувствовала себя очень беззащитной. Если полтергейст существует, он запросто мог бы ее прикончить в этом узком пространстве, где даже некуда бежать. Подумав об этом, Лорен, давя надуманную панику, спешно выбралась из-под лестницы, и едва не столкнулась с Паком.

– Я сломал ножку стула! – хвастливо помахал своей добычей вандал под носом у Лорен.

Она едва успела отстраниться, чтобы он не разбил ей очки этой штукой.

– Здесь есть швабры, – кивнула девушка на каморку.

– Неважно, – пожал плечами Пак и, вставив ножку между замком и дверью, потянул на себя рычаг.

Одна скоба с металлическим лязгом вышла из стены, Лорен едва успела подхватить ее, чтобы она не грохнулась об дверь.

– Пакозавр всегда выигрывает, – самодовольно прошептал Пак, убирая за пояс ножку стула, на всякий случай.

Он первым сунулся за дверь и начал спускаться по довольно шаткой и проржавевшей на поверхности металлической лестнице. Лорен – за ним.

– Здесь реально нужен ремонт, – с отвращением произнесла Зайсиз, глядя на обшарпанные стены с облупившейся краской, вдоль которых тянулись коммуникационные трубы. В них четко слышалось шуршание отопления, или водопровода, или и того, и другого.

Спустившись по лестнице, Пак резко обернулся, едва снова не ударив по лицу Лорен, теперь уже фонариком.

– Ты это слышала?

– Слышала… что?

Пак пару секунд прислушивался.

– Окей, показалось. Не обращай внимания. Так, если я правильно помню, слева котельная, а архив – направо.

Под школой было грязно и неуютно. Мистер Кидни явно халтурил, убираясь здесь. Услышав шорох в углу, Лорен дернулась и, помимо собственной воли, сжала локоть Пака.

– Всего лишь крысы, – чувствуя, что контроль над ситуацией перешел в его руки, заверил ее Пакерман, и погладил ладонью ее пальцы.

Задача казалась ему все более выполнимой. Вот Лорен уже сама ищет его горячего еврейского тела, пусть и из чувства страха. В старом архиве ему точно удастся ее утешить так, как ни один другой парень не смог бы.

– Ты идиот, – безапелляционно заявила Зайсиз. – Если бы здесь были крысы, школу бы закрыли, а на Фиггинса подали в суд.

– Думаешь, тот самый полтергейст?

– Я ни о чем не думаю, Пакерман.

– Я рядом, детка, – не удержался Пак и поймал за это недовольный взгляд неожиданно промолчавшей Лорен.

Она указала на тусклую табличку на плохенькой старой деревянной двери.

Архив.

Пак дернул за ручку.

– Смотри, открыто.

Лорен отняла свою руку от его локтя и первой шагнула, храбрясь.

– Ну и где тут ваш полтергейст? – громко произнесла она.

Дверь за ними со скрипом закрылась. Лорен вздрогнула и отскочила в центр комнаты. Паку тоже резко стало не по себе.

– Сквозняк, – неуверенно предположил он.

– Да, точно, сквозняк, – пробормотала Лорен. – Здесь включается свет?

Пак поискал фонариком выключатель и, найдя его, щелкнул кнопкой. Тусклый желтоватый свет залил крохотную комнатку, выглядевшую неожиданно уютной. Шкафчики здесь были деревянные, покрытые облупившейся от времени полировкой. Стены были оклеены потемневшими обоями, на полу лежал выщербленный паркет. Был здесь и кое-как втиснутый письменный стол с лампой, стоявшей на нем, и заваленный пыльными плакатами по анатомии. Стульев не было.

– Мисс Пиллсбури бы здесь свихнулась, - с чуть нервным смешком сказал Пак, глядя на толстый слой пыли на мебели.

– Это точно.

Ящики не были подписаны по годам, как в новом архиве. Лорен наудачу потянула ближайший к ней и брезгливо вытерла осевшую на ладони пыль о штанину.

– Здесь нет личных дел. Здесь куча старого хлама. – Разочарованно произнесла она.

Пак подошел ближе и заглянул туда. Внутри лежала стопка книг и какая-то коробка. Он обтер пыль с нее рукавом и открыл. Внутри лежал птичий скелет на бархатистой подложке – учебное пособие. Увидев первое настоящее подобие ужастика, Лорен восхитилась и ткнула пальцем в кости крыла. Они тут же отломились от остального скелета.

– Этим штукам лет тридцать! – заметил Пакерман.

– Давай поищем дальше. – Лорен забрала у него коробку, поставила на стол и потянула следующий ящик.

В нем оказались искомые папки с личными делами.

– Бинго! – довольно произнесла Зайсиз.

Пак взял сразу несколько в охапку и понес к столу. Пыль забралась ему в нос, и он оглушительно чихнул.

– Тише! – шикнула Лорен, глядя на дверь.

– Что-то упало, – заметил Пак и поддел ногой лист бумаги, вывалившийся из какой-то папки.

Он уложил их на стол и наклонился, чтобы подобрать. Это оказалась не справка и не гневная запись о прогулах.

– Это… письмо.

Лорен заинтересованно подошла ближе и посветила фонариком на еле различимые в тусклом свете буквы. Не упуская момента, Пак обнял ее одной рукой и начал читать вслух.

«Если вы читаете это, значит, все повторяется.

Дети. Они – монстры под личиной ангельских созданий. И даже если это последний хулиган, от которого вы ничего хорошего не ждете, поверьте мне – он гораздо хуже, чем вы думаете.

В личном деле Деборы нет подробностей того происшествия. Вы можете попытаться раздобыть протокол в полиции, но вряд ли вам дадут какую-то информацию. Все, что есть в школьном архиве – это кучка справок от эндокринолога и психолога и записки о том, что юная мисс Лоуренс играла в школьном ансамбле, часто прогуливала школу и отбыла немало дополнительных часов в наказание. В конце есть короткая запись о том, что Дебора выбыла, но без подробностей. Вы, конечно, догадываетесь, что случилось на самом деле, если держите это письмо. Я расскажу вам правду.

Всегда есть что-то, что сводит подростков с ума. Музыкальные движения, кумиры и их поклонники заставляют детей изображать своих идолов и совершать глупые поступки. Джаз, соул, диско… это было время панка. Юной мисс Лоуренс, с ее тягой к нарушению правил, неблагополучным компаниям и необдуманным действиям, не стоило вливаться в эту, с позволения сказать, культуру.

Именно панк-рок заставил ее 13 февраля 1979 года притащить в школу неизвестно где взятый шестизарядный револьвер, убить четверых своих одноклассников (Дэнни Уокера, Кэтрин Бармс, Дженнифер Адамс, Наташу Гилмор) и преподавателя химии мистера Джозефа Скотта и с последним выстрелом уйти из жизни. Я виню во всем панк-рок, потому что недавние события наверняка пошатнули и без того неустойчивую психику отъявленной хулиганки Деборы Лоуренс. К тому же, мистер Скотт был ее любимым, если так можно сказать, преподавателем (во всяком случае, его она оскорбляла меньше всех), с Дэнни Уокером она имела романтические отношения, а Кэтрин, Дженни и Наташа были ее лучшими подругами. «Он убил ее, - повторяла она перед смертью. – Они ушли вместе, им хорошо, их больше не тронут!» Понимаете, о чем я?

Если вы читаете это, значит снова чья-то жизнь в опасности. Запомните этот случай и ни в коем случае не допустите повторения. Помогите детям очиститься, рассказывайте им о Боге и н подпускайте к панку или другому антисоциальному разрушительному движению. И да хранит вас Господь.

Райан Дж. Дэвис, преподаватель этики, этикета и полового воспитания»

– Вот оно! – восхищенно воскликнула Лорен. – Ты был прав, нам стоило сюда забраться!

– Этот Райан – жуткий зануда, – проворчал Пак. – Как можно так убийственно скучно писать про смерть?

Лорен уже начала рыться в оставленных на столе папках.

– Это неважно! Главное, что все реально! У нас есть свихнувшаяся девица и целых шесть трупов!

– Мы их нашли? Так мы сделаем то, что ты мне обещала? – затаив дыхание, спросил Пак.

Мысли о том, что он, кажется, все-таки смог добиться Лорен, занимали его куда больше чем тот факт, что они только что узнали о школьной психопатке из прошлого.

Зайсиз неопределенно хмыкнула, подошла вплотную к Ноа и, обхватив его лицо ладонями, поцеловала. Ликуя в душе, он обнял девушку за плечи и притянул к себе еще ближе, погладил по спине, плавно перешел ладонями на заветную и недостижимую грудь… и тут Лорен отстранилась.

– Но сначала мы найдем ее дело! – заявила она.

– О-о-о, детка, ну хватит, ты же обещала, – взмолился Пак.

– Но не здесь же! Я не мисс Пи, но в такой пыли и меня инфаркт хватит. Давай, помоги мне.

Вздохнув, Пакерман принялся разбирать папки на столе. Первая же оказалась досье убитого Дэнни Уокера. На последнем листе стоял школьный штамп «выбыл». Точно такое же стоял на документах трех убитых девушек. А потом Лорен раскрыла ту самую папку.

– Дебора Лоуренс, – благоговейно произнесла девушка.

Девушка на черно-белой фотографии девять на двенадцать сантиметров выглядела слишком крутой для семидесятых, по мнению ребят. Волосы, обрамлявшие по-детски пухленькое круглое лицо, были явно высветлены, судя по темным корням. Глаза были густо подведены черным, губы – тоже черным или ярко-красным, по снимку не было ясно. На девушке была надета распахнутая рокерская косуха, под ней – что-то черное, платье или майка с глубоким декольте.

– Она горячая, – заметила Лорен.

Парень скривился.

– Типичная ро… постой. Да она же вылитая Нэнси!

– Кто? – не поняла Зайсиз.

Пак посмотрел на нее так, словно она сморозила глупость.

– Нэнси Спанджен, конечно же! Эта Лоуренс явно косит под нее. Да смотри сама… Ты что, не знаешь Нэнси?

Лорен промолчала.

– Окей. Сид и Нэнси. Sex Pistols.

– Я не слушаю такую музыку, – пожала плечами Зайсиз. – Объясни толком.

Пакерман, превзошедший ее в знаниях о чем-либо, был ей в новинку. Но нельзя сказать, что этот Пак ей не нравился. Наоборот, он чем-то увлекал и даже заводил… но не в пыльной каморке в школьном подвале, конечно же.

– Сид Вишес, солист группы Sex Pistols. Он был жутко влюблен в эту Нэнси. Говорят, что они пытались вместе покончить с собой, но, в итоге, он укокошил ее, сам сел в тюрьму, а через несколько месяцев умер от передоза, – Ноа покопался по карманам, достал плеер и протянул Лорен один наушник.

Пощелкав по кнопкам, Пак выбрал «Anarchy in UK». Глядя на письмо от преподавателя этики, он хлопнул ладонью по бедру.

– Ну да, все сходится, – продолжил Пак. – Она съехала с катушек тринадцатого февраля, а Сид отдал концы второго.

– Пакерман, - недоверчиво произнесла Лорен. – Ты не можешь запомнить ни одну дату на уроке истории, а тут просто сыплешь познаниями.

– Да кому интересно, в каком году пришили Франца Фернада? – отмахнулся он. – История рока, вот что важно!

Лорен даже не стала поправлять – в самом деле, кто тут ее мог услышать?

Зато Пакерман, казалось, чувствовал себя как рыба в воде – ну, по крайней мере, именно это ощущение создавалось у Зайсиз на протяжении всей десятминутной лекции Пака об истории панк-рока. Лекция подкреплялась включением рандомных песен Sex Pistols, а иногда даже подпеванием. В конце концов Лорен не выдержала:

– Мы сюда пришли искать призрака или слушать твои песни?

Пак тут же заткнулся, виновато пожимая плечами. Лорен, почувствовав, что сфера влияния Пакермана резко закончилась, тут же забрала инициативу себе и заявила:

– Мы должны найти Дебору.

– Она же вроде как умерла?

Лорен вздохнула – этот человек был неподражаем.

– Именно поэтому она призрак. И выключи уже свой плеер!

Лорен была сердита. Ей казалось, по первым двум песням и по ее реакции на них Пакерман уже должен был понять, что она вряд ли стала их горячей поклонницей, но нет, он же включил ей еще и третью, а вот теперь, когда пора бы уже было прекратить тратить время и послушать то, что скажет умная женщина, он продолжал гонять какие-то песни – Лорен отчетливо слышала ярко выраженную партию бас-гитары.

Пакерман пошарил по карманам и вытащил свой айпод. С удивлением проверил экран, после чего пожал плечами:

– Он выключен.

– Ты врешь.

Лорен было страшно. Она не собиралась признаваться в этом, но ей было страшно, и шутка Пака с айподом совсем не смешила ее. И поэтому она еще раз попросила выключить айпод, на что Пакерман достал из кармана плоскую маленькую игрушку и, включив экран, продемонстрировал Лорен.

– Видишь, выключен.

– Так сейчас и не играет.

Лорен уже не боялась, Лорен злилась – она ненавидела, когда Пак превращался в идиота без чувства юмора, нет, ну как так можно, прекрасно зная, что она верит в призраков, разыгрывать реальность одного из них прямо здесь? А в том, что Пак разыгрывает ее, она уже не сомневалась – потому что стоило ему спрятать плеер в карман, как музыка началась снова, с того же места, где и закончилась.

– Ты прекратишь издеваться или нет? – зло спросила девушка. Пак засопел, оглянулся по сторонам нервно и мотнул головой:

– Это не я.

– Тогда кто?! – сорвалась Лорен.

– Я не знаю! Призрак Деборы! Залезь сама ко мне в карман и проверь, я честно выключил плеер!

Лорен подошла к Паку вплотную и резко, не предупреждая, засунула руку ему в карман, нащупывая там гладкую поверхность айпада. Вытащив прибор наружу, она включила экран. Сглотнула. И медленно протянула обратно.

– Поверила, наконец-то? – сердито фыркнул Пак. Лорен кивнула, а потом спросила тихо:

– Ты что, не понимаешь? Если это не твой плеер, то кто?

И тогда Пак замер тоже. В его голов лихорадочно проносились сюжеты всех фильмов про нечисть, которые он посмотрел за свою такую недолгую и бездарную жизнь. В фильмах встреча с призраком никогда не заканчивалась хорошо, но именно они подарили ему идею.

– Это может быть охранник.

– Что?

– Ну, охранник, – пожал плечами Пак, – я видел у него на столе магнитолу, вдруг он сидит там сейчас и слушает музыку, это же вполне возможно, так?

Встречаться с охранников ни Паку, ни Лорен не хотелось. Но встречаться с призраком не хотелось еще больше.

– Хорошо бы это оказалось правдой, – вздохнула Лорен и несмело взяла со стола свой фонарик. Паку оставалось только сделать то же самое.

В школе было... жутковато. Двери – особенно в подвале – скрипели и хлопали, наверху тоже почему-то хлопали, как будто по всей школе были распахнуты окна, и по коридорам гулял дикий сквозняк. Сквозняк, собственно, и гулял, хотя окна везде были тщательно закрыты – Пакерман даже заглянул в пару классов, чтобы убедиться в этом. Света было мало – как будто фонари на улице не светили, а луна ушла за какую-нибудь особо крупную тучу и выходить не собиралась, – и только два луча от фонариков хоть как-то разряжали обстановку.

Музыка действительно играла где-то у входа, будто с поста охранника в главном коридоре, а кроме музыки там были еще и свет от фонарей, проникающий с улицы, и даже луна была видна через окно. А еще там не было сквозняка, и вроде бы от этого всего должно было стать спокойней, но спокойней не становилось.

– Как-то страшновато это все... – Лорен передернулась, в очередной раз пройдя мимо граффити. Пак успокаивающе обнял ее за плечи и с удовлетворением отметил, что на этот раз она даже не стала ничего говорить на этот счет – видимо, и правда сильно боялась. Хотя самому Паку тоже было слегка не по себе, успокаивало лишь, что он знал автора граффити, а то бы тоже дергался от каждого шороха и стука.

И тут музыка прекратилась. Метров за десять до охранника, которого, кстати, на своем посту видно не было. Лорен нервно заозиралась по сторонам, и, видимо, не зря – потому что в следующую секунду она завизжала так, что Пак даже побоялся за свои барабанные перепонки, и ломанулась в сторону кабинета охраны.

– Беги за мной, Пак!

Ноа, не раздумывая, на инстинктах послушался и побежал вперед, а у самой двери затормозил, чтобы посмотреть, что же именно испугало его дувушку. Лучше бы он этого не делал. Потому что ровно на том месте, где они были секунду назад, стояла полупрозрачная, но вполне реальная Дебора Лоуренс. Ну, как стояла – ее ноги сантиметров на десять отрывались от пола, что позволяло ей не идти, а скользить по воздуху. Пак даже позавидовал Деборе, пока Лорен затаскивала его в комнатку охранников, закрывала дверь и щедро посыпала порог солью – видимо, она действительно в это верила, потому что, посыпав, она устало прислонилась к двери спиной.

И завизжала снова.

И Пак снова ее понимал, надо же, какое единодушие, жаль, что понимание друг друга пришло к ним в такой неудобной ситуации. Дело было в том, что охранник на посту все-таки находился – лежал, уткнувшись лицом в пол. Паку казалось, что он видит темную лужицу крови, растекающуюся возле головы мужчины. Он замер на месте.

– Лорен, мне кажется, он мертвый, – тихо сказал он, надеясь, что Зайсиз его услышит. Идея устроить здесь свидание уже не казалось ему такой прекрасной, как в начале, а очень даже наоборот.

Зайсиз услышала – она пробормотала в ответ:

– Надо проверить.

Потом наклонилась и мазнула пальцами по луже возле головы охранника. И нервно, но облегченно выдохнула:

– Он жив.

– А это? – Пак кивнул на лужу.

– Пиво. Этот урод просто напился до такой степени, что не смог сидеть.

– И что мы будем делать? Здесь пьяный в стельку охранник, в коридоре чертов призрак, утром сюда придут люди, и они все это увидят...

– Значит, мы должны его изгнать, – твердо ответила Лорен. Пак уточнил:

– Охранника?

– Призрака.

– И как ты это себе представляешь? Ты отправишься на кладбище, найдешь там ее могилу и сожжешь кости, предварительно посыпав их солью?

Лорен улыбнулась уголками губ – кажется, не она одна смотрела «Сверхъестественное», – но заострять на этом внимание не стала, просто пожала плечами в ответ.

– Сначала надо разобраться, почему она еще здесь, а если после этого ее дух не успокоится, то да, мы поедем на кладбище. Но сначала нам нужно решить другой вопрос...

Не закончив фразы, Лорен выглянула в коридор. Там было удивительно пусто, только свет от фонарей падал через окна большими ровными прямоугольниками, да граффити на стене зловеще темнело в этом самом свете. Это и было ее делом: прежде чем разбираться с призраками, нужно было разобраться с надписями, Лорен просто чувствовала, что эти вещи были связаны. Правда, ее друг этой версии не разделял, более того, считал ее – версию, а не Лорен – глупой и неправдоподобной.

– Ну как, скажи мне, как это возможно? Граффити – это же просто картинка...

– А призрак – просто кусок эктоплазмы, – передразнила его Лорен. Набравшись смелости, она открыла дверь в коридор и вышла в прямоугольник света. Призрака по-прежнему не было видно, и тогда Зайсиз пошла прямиком к рисунку, в темноте коридора выглядевшему не красным, а черным. Паку ничего не оставалось, как пойти за ней.

– Ни черта не понимаю, – призналась девушка через пять минут изучения нарисованных на стене знаков. – Это бессмыслица, доллар, анархия, буквы... еще бы смайлик нарисовали... а, нет, вот и смайлик, точно. Зачем призраку рисовать это?

– Это не призрак, – негромко произнес Пак, решивший, что, видимо, более удобного момента у него уже не будет.

– Ну а кто тогда? – повернулась к нему Лорен. И Пак, набрав в легкие побольше воздуха, будто собравшись нырять, признался:

– Я.

Секунд десять Лорен молчала, переваривая полученную информацию, но после не ударила его ничем тяжелым, как он боялся, и не начала кричать, она просто спросила:

– Но откуда тогда призрак? Пак? А еще скажи мне, раз это твоих рук дело, что вот это за значок? – в голосе Лорен зазвучали нотки истерики, а нотки истерики в голосе Лорен – это страшно, Пак пытался разобрать, про какой именно знак она говорит, а разобрав, понял, что не может ответить:

– Я не знаю.

– То есть как?

Знак был круглый, к несколькими пересекающиеся внутри него прямыми и ломаными линиями, точками по левому краю и короткими отрезками-лучами по правому, довольно странный, и Пак понятия не имел, что он значит. Зато помнил, вроде бы, где достал. Именно этот вопрос Лорен и задала ему следующим, и тогда Пак сознался:

– У твоего дружка Джейми такая татуировка на плече, мне понравилась картинка, и я ее запомнил за чем-то, и...

– Ты идиот?! – заорала Лорен, наплевав на осторожность и на призрака, который наверняка ошивался где-то рядом.

– А что такое? – спросил с опаской Пак.

– Джейми – оккультист, мало ли чего он понарисовал на себе! И после этого мы не можем понять, откуда призрак! Да ты же его и вызвал, вот этой, – она грозно тыкала пальцем в знак, - дрянью!

– Ну так может его нужно просто стереть в таком случае?

– Молись, чтобы это сработало, – покачала головой Лорен.

Следующие полчаса они провели с тряпками и бутылкой растворителя – Пак вскрыл дверь в каптерку уборщика – в руках, пытаясь оттереть проклятый знак. В конце концов знак оттерся, но никаких перемен Пак не заметил.

– А чего ты хотел? Чтобы встало солнце и запели райские птицы? – язвительно спросила Лорен, стоило Пакерману озвучить свои мысли.

– Ну хотя бы чтоб... перестала играть музыка, – испуганно выдохнул он. Испуганно – потому что басовая партия No future явно послышалась снова.

– В библиотеку, быстро, – кивнула Лорен на ближайшую дверь. Что именно они будут делать в библиотеке, Пак не понимал, но приказ выполнил. Лорен вошла следом за ним, закрыла дверь и, верная традициям, присыпала порог солью. И плевать, что это идея из сериала, она верила, что в сериале ее не из пальца высосали.



Еще через полчаса они убедились, что нет, не высосали, что удивительно, это работало, и призрак к ним еще не забрался, хотя все полчаса они прекрасно слышали музыку за дверью и видели свет, просачивавшийся через щель под дверью, а Пак даже видел, пригнувшись к самой щели, полупрозрачные, скользящие над полом ноги Деборы и отметил, что ботинки у нее очень даже ничего, и что он бы хотел такие себе, за что огреб два подзатыльника и негодующий взгляд от Лорен.

– Нет, ну правда! Классные же!

– Ты думай лучше, как нам ее развеять, если идея со знаком уже не сработала.

Пак думал. Нет, честно думал, он перебирал все, что видел в фильмах, но это было либо трудновыполнимо, либо откровенно глупо, либо...

– Кажется, есть, – возбужденным шепотом сообщил он Лорен. В его взгляде светился азарт, сам он выглядел до странного радостно, пока перебирал, – только мне нужно кое-что проверить, – толстые фотоальбомы за все года.

Найдя нужный – за семьдесят девятый год – он начал судорожно листать страницы, даже не попытавшись сесть и положить тяжелую книгу на стол или на пол.

– Что ты ищешь? – усомнилась в еще не озвученном плане Лорен.

– Подтверждения, что она действительно играла на бас-гитаре.

– С чего ты...

– Тихо! – бросил он, зарываясь в страницы и, кажется, серьезно не собираясь отвлекаться ни на секунду, пару страниц он чуть было не вырвал, но вовремя сдержался, перелистывая их аккуратно. И только долистав практически до конца, он завопил:

– Есть! Есть, есть, смотри!

Он бухнул раскрытую книгу на стол и ткнул пальцем в страницу. Лорен наклонилась и, действительно, узнала старую знакомую. На фотографии Дебора стояла в окружении четырех парней и одета была практически так же, как и сейчас, явившись им призраком. И в руках у нее действительно была бас-гитара. Подпись под фотографией гласила: «Вокально-инструментальный коллектив. Слева направо: Эдди Адамс, Доминик Поттер, Стивен Хармс, Дебора Лоуренс, Мартин Уилсон».

И только убедившись, что Лорен разглядела фотографию и прочитала подпись, Пак заговорил:

– Я видел это в кино, там чувака доставали четыре призрака, когда-то, когда они не был призраками, они убили его брата, а потом вернулись, чтобы убить его, а он решил убить их сам...

– Покороче.

– Так вот, он заманил их в школьный класс и включил звук паровоза, ну типа, его брата они убили как раз под мостом...

–Я не понимаю, чего ты хочешь.

–Я хочу сыграть сам. Чтобы она услышала музыку и поверила, что я... ну не знаю, да пусть даже и Вишес, плевать, что не похож, мне кажется, если я заиграю, ей будет плевать, она поверит. И тогда я скажу ей, чтобы она ушла.

Лорен покачала головой, план казался слишком уж невероятным, но, правда, другого не было. Она решила только развеять перед непосредственным исполнением последние сомнения на этот счет:

– А ты сможешь на бас-гитаре, ты же...

– Редко, но играл. Справлюсь.



И тут музыка за дверью, затихшая было, раздалась снова. И ладно бы только музыка:

–We're the flowers

In the dustbin

We're the poison

In your human machine...

We're the future

You're future

No future

No future for you...

У Деборы был красивый голос. Он был чем-то похож на голос Сантаны, ну, разве что звучал немного ниже, и он не предвещал ничего хорошего, насколько Пак мог разобрать слова. Лорен, кажется, тоже услышала добрые вести из-за двери – она вздрогнула, как только Лоуренс закончила петь и рассмеялась там, в коридоре. Зайзис прижалась к Паку.

– Это ведь она просто поет, да?

Впервые Пак услышал в голосе своей девушки – своей большой, сильной, храброй девушки, – страх. Не опасение, не осторожность, а панический страх, она даже говорила дрожащим высоким шепотом, будто готовая завизжать или расплакаться в любой момент. И впервые Пак осознал, что дико боится сам. Потому что там, за дверью, призрак, настоящий призрак сумасшедшей девчонки, убившей четырех человек и собирающейся, судя по всему, убить их. И для этого – вот засада – ей нужно было только попасть в библиотеку, от чего ее удерживала только полоска соли на пороге, и то неясно, действительно ли это работало, может, эта дрянь просто поджидала их там, где им будет вообще негде укрыться. А им, чтобы убить ее, нужно было сделать намного больше, и опять же неясно, сработает ли это, или они, понадеявшись, рискнут всем, сделают, что задумали, а она сожрет их живьем в аудитории хора, потому что все это не поможет.

И тогда Пак обнял Лорен, не как обычно, пытаясь положить руку на грудь или еще что-то подобное, а просто обнял за плечи, прижал к себе, даже погладил по волосам безотчетно, и гладил до тех пор, пока музыка не стихла. Лорен прошептала куда-то Паку в плечо:



– Может, она ушла?

– Эй, ты там?! – крикнул Пак в сторону двери, прекрасно понимая, что это вряд ли поможет. Но ведь и не навредит же? За дверью не было слышно ни звука. Совсем. И тогда Пак рискнул потянуть на себя дверь. Дверь послушно приоткрылась, смазывая тонкую соляную полоску...

И в ту же секунду Пакерман вынужден был отпрянуть назад, и Лорен завизжала во весь голос, когда с издевательским «No future for you!» в библиотеку вломилась – другим словом это нельзя было назвать – Дебора Лоуренс.

Зайсиз, пытаясь уклониться от движущегося на нее призрака, едва не упала на пол, в последний момент ухватившись рукой за полку, а Дебора проскользнула – пролетела, проплыла? – мимо нее, смеясь. А потом медленно развернулась, с каким-то злым интересом в глазах рассматривая и Лорен, и Пака.

– Что вы двое делаете здесь?

Вопрос остался без ответа. Тогда она рванулась к Лорен, и только чудом Пак успел закрыть ее собой. Дебора остановилась, наклонила голову вбок, глядя прямо на Пака:

– Как трогательно. Как ты смотришь на то, что я убью вас обоих?

– Ты ничего не сможешь, – так же зло усмехнулся Ноа. – Ты же призрак, забыла? Ты мертва уже больше тридцати лет, и я даже представить не могу, что там еще осталось от тебя в могиле. Наверное, одни голые кости, даже шмоток нет.

– В любом случае, я выгляжу лучше, чем то, что стоит за тобой.

В ответ на это Пак, не думая больше, кто перед ним, замахнулся и ударил – кулак прошел через Дебору так, словно проходил через воду, будто Пак был струю от газонной поливалки или что-то подобное, только вода была жутко холодной, такой, что в следующую секунду кожа покраснела, и заныли кости. Пакерман инстинктивно прижал кулак к груди, накрыв второй ладонью и пытаясь согреть дыханием, Дебора засмеялась вновь, и, пока Лорен пыталась сделать что-то для Пака, сбрасывала на них книги с ближайшего стеллажа:

– Ты понял? Ты понял, что именно я могу сделать? – казалось, ей уже плевать на них двоих, она просто носилась по библиотеке, расшвыривая книги и расшатывая шкафы, совершенно сумасшедшая девчонка, она безумно смеялась и кричала, даже не обращаясь уже конкретно к Паку:

– Я могу убить вас! Я могу убить всех вас!

– Бежим, – шепнула Лорен и потянула Пака за здоровую руку к выходу, - пока она безумствует, мы как раз успеем добежать.

– А если не сработает?

– Я убью вас! Я убью вас!

– Слышал? Она убьет нас. Бежим.



– Как ты думаешь, это точно сработает?

– Не знаю, – пожал плечами Пак, – у Кинга вроде сработало, но там мужику пришлось отрезать себе два мизинца, чтобы дьявол забрал призраков.

Он грустно усмехнулся:

– Если я останусь без двух мизинцев, ты будешь меня любить?

И тут Лорен расхохоталась:

– Какой же ты неисправимый дурак, Пакерман! Ты даже в такой момент думаешь о сексе!

– Это ты думаешь о сексе, я спросил, будешь ли ты меня любить! – от былого страха и хандры не осталось и следа, потому что в любом случае, у них был один шанс, и если он не сработает... ну они уже точно ничего не сделают. Так чего бояться, если выбор за них уже сделала сумасшедшая, умершая тридцать лет назад девчонка? И Пак смеялся тоже:

– Кстати, я нашел интересное, и теперь ты должна мне секс на столе мисс Пиллсбури.

– Потом отдам.

– Когда? – Пак оправил ремень гитары и на пробу взял пару аккордов – в конце концов, давно пора было играть, а не сидеть и смеяться, пока призрак где-то бродит.

– Либо на том свете, либо когда убьем призрака. Но точно отдам. Обещаю. – Лорен подошла к Паку ближе, совсем близко, и, обняв его за шею, поцеловала. Без всякой страсти, просто, нежно, как будто на удачу. А потом шепнула на ухо:

– Сделай это уже, если будем тянуть дальше – солнце взойдет, и она уже никуда отсюда не денется.

И, чмокнув еще и в щеку, будто и того поцелуя ей было мало, отошла в сторону: по их задумке, Дебора, войдя, должна была увидеть только Пака и никого больше.

И Пак заиграл. Лорен никогда не слышала эту мелодию, красивую в чем-то, даже учитывая, что, по идее, это был панк, и что в руках Пак держал бас-гитару, на которой не особо умел играть. А потом он еще и запел.

– I'm left in misery

The girl I love's gone across the sea

I'm all alone, I ain't got no home

Debby was her name, sleepin' was her game

She didn't care about me, oh God, baby can't you see

I’m lonely boy…

Лорен, завороженная зрелищем, – ей всегда нравился поющий Пак – не сразу заметила, что Дебора уже стоит на пороге. Такая же завороженная, как и Зайсиз.

А Пак заметил, он поднял от гитары глаза и посмотрел прямо на Дебору, улыбнулся грустно, и продолжил:

– I need her tender touch, oh, I need it oh so much

I can't forget, I'm so upset

I wonder where she's gone, I wonder where she went wrong

I wanna get her back to me

But I think she's tired of me

I’m lonely boy…

Лорен разрывали дикие противоречия. С одной стороны, Пак, поющий о любви, был прекрасен, с другой стороны, он пел не ей и смотрел тоже не на нее, с третьей, это все была провокация, и он нагло врал Деборе о своих чувствах. Плюнув на все, Лорен присела на ступеньку в самом углу, так, чтобы из-за составленных стульев ее было как можно меньше видно, – в конце концов, ее задача была именно прятаться, а не ревновать.

А Дебора тем временем подходила все ближе. В ее полупрозрачном, чуть светящемся лице не было ни злости, ни ненависти, ничего, что внушало бы страх. Только слезы и любовь в глазах, Пак не верил тому что видел: Дебора плакала, глядя на него.

– Every time I think of her, it brings back memories

I remember how it used to be, oh baby, can't you see?

Oh baby, come back to me...

– Да. Да, да, да... – она кивала часто-часто, размазывала слезы по щекам и кивала. – Только я не могу отсюда вернуться... может быть, ты пойдешь со мной?

– Как? – только и мог спросить Пакерман. Ответ напрашивался сам собой, но он должен был быть уверен.

– Тебе нужно умереть... это не больно, правда!

– Но я... – умирать Паку, если честно, не сильно-то хотелось. И тогда на помощь пришла Лорен:

– Ты должна пойти вперед, а я убью его.

Дебора обернулась – и на ее лице тут же появилось былое злое выражение:

– Нет, сначала уйдет он, мне ничего не стоит вернуться!

– Но тогда это будет неправильно, – бросила Лорен тем же тоном, каким когда-то оскорбляла Пака. Ноа нервно передернулся, услышав знакомые интонации, но удержался от комментария – он ждал, пока Лорен убедит Дебору уйти так, без принесения Пака в жертву. И Лорен убедила. Сказала просто:

– Ненси ушла первой, и только потом за ней последовал Сид. Ты же хочешь так же?

На лице Деборы была растерянность. Она поворачивала голову то к Паку, то обратно к Лорен, будто пыталась найти ответ. Но они не собирались ей подсказывать. И тогда она решилась:

– Хорошо. Я пойду первой. Смотри, ты обещала мне!

И она просто растворилась в воздухе. Превратилась сначала в пар, а потом и он исчез, утек тонкой струйкой вверх, на секунду метнувшись сперва к Паку.

Пакерман, дождавшис, пока пар рассеется окончательно, недовольно потер губы – ощущение было такое, будто он облизал хоккейную шайбу.

– Что это было?

– Думаю, она поцеловала тебя на прощание, – усмехнулась Лорен.

– На прощание? То есть, она...

– Ушла, да. Существа вроде нее обычно выполняют свои обещания, сказали, что уходят – и уходят.

– Тогда поехали уже домой, – устало выдохнул Пак и потер губы еще раз.



– Тише, дети! – Директор Фиггинс постучал пальцем по микрофону.

Дети затихать не собирались, директор собирал их уже второй раз за два дня, и наверняка по такому же тупому поводу. Фиггинсу пришлось снова прибегнуть к помощи Сью и ее мегафона, чтобы заставить школьников слушать.

– Охранник, мистер Уилсон, сообщил мне утром, что полтергейст был ликвидирован!

Ученики посмеялись, но поаплодировали. Пак и Лорен, сидевшие на самом дальнем ряду, старались больше всех. Но этого Фиггинсу было мало:

– В связи с этим мистеру Уилсону была выписана премия!

Аплодисменты, чуть более жидкие, раздались еще раз. Директор посерьезнел:

– Но перед тем, как исчезнуть, полтергейст попортил некоторое школьное имущество. Тихо! Так вот, полтергейст попортил некоторое школьное имущество, и, в связи с этим, на неделю будет закрыта библиотека, а школьный психолог, мисс Пиллсбури, не будет никого принимать, пока в ее кабинет не поставят новый стол...

@темы: фанфик, клип, R

---

[casusorg]

Название: Пьяные откровения
Автор: Casus ordinarius
Рейтинг: R
Пейринг: Сантана Лопез / Себастьян Смайт
Жанр: romance
Размер: мини
Саммари: Два разочарованных в жизни гея и алкоголь.

коллаж

1803

Если бы не перевёрнутые рюмки, стоящие в ряд, Сантана и не вспомнила бы, какую по счёту порцию текилы пьёт. Это была уже шестая. А ведь в баре девушка появилась меньше часа назад.
На соседний стул сел парень.
- Никогда бы не подумал, что тебе дадут напиться в одиночестве в канун нового года, — сказал он.
Девушка поморщилась. В этот вечер ей не нужна была компания.
- Отвали,— попыталась избавиться от соседа Сантана, даже не взглянув на него.
Но парень и не думал двигаться с места.
- Да чего тебе надо? — раздражённо спросила Сантана, повернув голову к собеседнику.
Она не ожидала, что увидит знакомого. Рядом с ней сидел Себастьян Смайт.
- Ищу, с кем напиться. Вижу, ты уже начала.
- С чего ты решил, что я захочу пить с тобой, сучка-Соловей?
Себастьян проигнорировал слова Сантаны и подозвал бармена.
- Бутылку текилы и две стопки, пожалуйста, — и, повернувшись к Сантане, — предлагаю тост за двух сучек.
Не дожидаясь девушку, он выпил.
- Убирайся отсюда. Я не буду пить с тобой.
- Значит, я буду напиваться рядом.

Бутылка стремительно пустела. Сантана привыкла к вечеринкам и алкоголю, но даже её пугало то, сколько пьёт парень.
- Стоп. С тебя хватит, — она забрала бутылку из рук Себастьяна, — Не хватало ещё, чтобы тебя тут стошнило.
- Какая тебе разница? Если хочешь помочь, то пей вместе со мной. Мне так меньше достанется.
- Ты всегда столько пьёшь?
- Нет, конечно. Просто сегодня хочется забыть обо всём.
«Да уж, ещё один», - подумала Сантана. Она сама пришла в ближайший бар, чтобы не думать о том, что её Бриттани обручена и, кажется, совершенно о ней забыла. Или о том, что мама по традиции проводит праздники у бабушки, до сих пор не пускающей внучку на порог.
Девушка молча разлила алкоголь по стопкам. Они выпили.

- Скажи мне, какого чёрта сын прокурора напивается в дешёвом баре?
- Я же сказал: хочу забыться.
- Такие, как ты, забываются в поездках в Европу или в постели с дорогими шлюхами.
- В моём распоряжении только эта забегаловка и девушка-педик. Решил попробовать новые ощущения.
На самом деле ему просто невыносимо было находиться дома. Отец, выстраивая карьерную лестницу, всё дальше уходил от семьи. Мама пыталась хотя бы на зимние праздники создавать атмосферу домашнего уюта, но в результате всё каждый год превращалось в ад. Родители, не привыкшие проводить время вместе, не знающие привычек друг друга, ругались каждые пять минут. После очередного скандала из-за пустяка отец уезжал на работу, а мама пыталась успокоиться, глотая успокоительное.
Себастьян ненавидел гирлянды и мишуру, развешенные по всему дому. Они лишний раз напоминали ему о том, чего у него давно не было: праздника. Именно поэтому он поехал в этот бар. Он знал, что здешние хозяева не утруждали себя украшением зала.

- Так где вся ваша компания? Мне казалось, вы всегда держитесь группой, чтобы была возможность поплакаться друг другу, когда жестокий мир вновь напоминает вам, что вы неудачники.
- Это мы то неудачники? Тебя сместили с поста капитана вашего недо-хора клонированных мальчиков. Наверное, это первый подобный случай в истории Далтона.
Себастьяну нечего было ответить. Действительно, подобных случаев в академии ещё не было. Участники хора традиционно уважали капитана. Администрация же назначала нового руководителя только после выпуска из школы предыдущего. Он, на самом деле, первый действующий капитан, которого попросили освободить место для другого человека. И осознание этого факта никак не способствовало улучшению и без того плохого настроения.
По молчанию парня Сантана поняла, что попала в точку. Она всегда испытывала удовлетворение от того, что могла найти слабые места в любом человеке. Но в случае с Себастьяном это её не обрадовало. Он для неё всегда был некой более удачливой в жизни версией её самой. Из обеспеченной семьи, всеми любимый, легко получающий от жизни всё, что захочет, но при этом с таким же желчным характером и нетрадиционной ориентацией.
Сантане очень хотелось верить, что такие люди, как они, неуязвимы.

Повисшую между ними тишину нарушила какая-то девица. Она подошла к Себастьяну, и томным голосом спросила:
- Может, потанцуем, красавчик?
- Я гей. Но вот она, возможно, захочет. Ей нравятся девочки.
- Ой, не хочешь танцевать – так и скажи.
Шатаясь, девица поплелась куда-то в другой угол зала. Её появление натолкнуло Сантану на вопрос:
- Ты когда-нибудь спал с девушками?
- Спал. Но с парнями секс лучше.
- Не могу с тобой согласиться.
Себастьян рассмеялся. Всё-таки, гей и лесбиянка – это странная парочка.
- А вот ты для лесбиянки спала со слишком большим количеством парней.
- Просто после своего первого раза с девушкой я… я испугалась. Это было ненормально для меня. Я стала пытаться выкинуть из головы мысли о таком сексе. Спала со всеми парнями подряд, но желание трахаться с девчонками не проходило. Хотя некоторые парни были вполне хороши. И в постели удовлетворяли.
Сантана умолкла, заметив странный взгляд Себастьяна.
- Что-то не так? — Поинтересовалась девушка.
- Просто мне редко говорят что-то личное.
Между ними снова повисла тишина. Сантана пыталась найти какую-нибудь тему для разговора, но в голову приходила лишь мысль о том, что Себастьян тоже был вполне хорош.
- Лучше давай просто пить, — прервал молчание парень, — Бармен, ещё текилы!

Они выпили ещё две бутылки. Себастьян уже еле ворочал языком.
- Отвратительная выпивка. Отвратительный бар, день, год. Всё отвратительно! — он икнул, — Вот ты, у тебя ведь тоже всё отвратительно. Ты машешь ногами на стадионе, хотя рождена для сцены. Я слышал, что твоя блондиночка ушла к стриптизёру. В конце концов, всего пара часов до нового года, а ты здесь напиваешься со мной.
- Откуда ты всё это знаешь?
- Новый капитан. Мнит себя гениальным руководителем. Заставил нас узнать всё о конкурентах. Вплоть до грязных подробностей вроде трудовой биографии большеротого.
Он допил остатки текилы в бутылке.
- Кто бы мог подумать, что я буду на побегушках у этого урода!
Себастьян кинул бутылку в стену.
Другие посетители начали оборачиваться, спрашивать друг у друга о том, что случилось. Сантана заметила, что к ним направился Том, местный вышибала и, к тому же, основной поставщик пациентов в травматологическое отделение ближайшей больницы. Сантана хорошо это знала, она сама часто натравливала его на всяких пристающих к ней пьяниц.
- Сантана, у тебя опять проблемы? — спросил Том.
- Всё в порядке. Мой друг… случайно обронил бутылку.
Себастьян резко повернул к ней голову и воскликнул:
- Ни черта не в порядке! — он был явно не в себе, — Эта девушка обманывает и себя, и других!
- Парень, тебе пора на выход, — разминая кулаки, сказал Том.
- Томми, подожди, — Сантана кокетливо улыбнулась, — Ну переборщил немного мальчик в новогоднюю ночь. Дай мне минутку, я всё улажу.
- Ладно. Выведи его сама. Только быстро.
Разочарованный тем, что выкидывать никого не надо, Том отошёл.

- Себастьян Смайт, ты меня слышишь?
Вопрос Сантаны остался без ответа. Себастьян уставился в одну точку и на внешние раздражители не реагировал.
- Я думала, ты умеешь пить. Ну и что мне с тобой делать?
Никакой реакции.
- Так, ладно. Сиди тут и никуда не уходи. Если ты вдруг умеешь ходить в таком состоянии.
Сантана пошла к холодильникам. Там можно было взять фруктовые напитки.

Конечно, была масса других способов привести Себастьяна в чувство. Но можно и не сомневаться, что любому участнику «Новых направлений» понравился бы этот. А именно, парню в лицо летел слаш.
- Какого...?
- О, реагируешь. Поздравляю с возвращением в мир.
Себастьян вытер глаза. Облизнул верхнюю губу. Заметил пустой стакан в руках Сантаны.
- Вот ты сука.
- Пойдём, тебе надо покинуть это прекрасное место.
Не дав возможности возразить, Сантана добавила:
- Учти, не уйдёшь со мной, тебя выкинет Томми. А к таким отношениям ты ещё не готов.

- Сейчас я вызову тебе такси, — уже на улице сказала Сантана.
- Куда я поеду в таком виде? У меня всё лицо и одежда в слаше.
- А ты думал об этом, когда обливал меня в своей академии?
- Там рядом была отличная уборная. А тут я что-то не вижу ни одной возможности умыться.
- Твои проблемы.
Девушка достала телефон.
- Подожди, — остановил её Себастьян, — Мне действительно необходимо привести себя в порядок.
- Дома и приведёшь.
Но Себастьяну домой не хотелось. Не сегодня. И не в таком виде.
- Ладно, извини за тот слаш, — было видно, что слова даются парню тяжело, — И… помоги мне.
- Не привык просить помощи?
- Не заставляй меня это повторять.
С одной стороны, Сантане хотелось ему отказать. Но с другой – не хотелось возвращаться домой и в одиночестве встречать новый год.
- Поднимайся. Я живу в паре минут ходьбы отсюда.

Вскоре они были у Сантаны дома.
- Ванная комната там, вторая дверь справа по коридору.
Пока Себастьян приводил себя в порядок, Сантана зашла в гостиную и легла на диван. Она всегда пьянела медленно, зато потом… Что было потом, Сантана помнила редко.
Пару минут она лежала с закрытыми глазами. Наконец она села и огляделась по сторонам в поисках Себастьяна. Он сидел на столе и рассматривал школьный ежегодник.
Девушка подошла ближе. Альбом был открыт на странице с фотографиями группы поддержки. Себастьян поднял взгляд и спросил:
- Почему Луисвилл? Почему черлидинг?
Сантана не знала. Она задавалась этим вопросом, когда впервые пришла на занятия. Когда после тренировок без сил падала на кровать. Когда расставалась с Бриттани. Когда вспоминала часы, проведённые в хоровом классе. Но ответа не знала.
- Я хороша в этом, — не ответ, но правда.
- Возможно. Но ты единственная из «Новых направлений», кто действительно подходит миру шоу-бизнеса. Ты не только талантлива, но и можешь за себя постоять. Всех остальных шоу-бизнес сожрёт, вернёт в действительность ноющими о несбывшихся мечтах слизняками. Ты почти готовая звезда. Но ты даже не попыталась. Остановилась на малом. Струсила?
- Да, - неожиданно для себя ответила Сантана. Всё это время она боялась признаться себе в страхе. В обычных страхах быть осмеянной или оторванной от привычного.
- Бросай всё и уезжай.
- Заткнись! Не тебе меня учить!
Глаза Сантаны наполнились слезами. Как обычно при опьянении, она начала слишком эмоционально на всё реагировать.
- Не заткнусь. Тебе хватает смелости унижать людей, а собственную никчёмность признать духу не хватает?
Она начала колотить его в грудь. Себастьян перехватил её руки и скрутил их у неё за спиной. Сантана вырывалась, пыталась бить его ногами, кусаться, но парень держал её крепко. Постепенно она успокоилась.
- Если я тебя отпущу, ты больше не будешь пытаться меня покалечить? — спросил Себастьян.
Сантана запрокинула голову, чтобы увидеть его лицо. Парень внимательно смотрел на неё. Только теперь она обратила внимание на то, что Себастьян прижал её к себе. Они были так близко, что Сантана могла почувствовать, как поднимается и опускается его грудная клетка при дыхании. Себастьян ослабил хватку. Высвободив руку, Сантана притянула его лицо к себе и поцеловала.
- Я гей. А ты лесбиянка.
- Ты сам говорил, что я спала со слишком большим количеством парней, — сказала Сантана, стягивая с него футболку.
Секс получился грубым. Ни прелюдий, ни нежных слов. Они даже не переместились на диван, оставшись на столе.

После Себастьян оделся и пошёл к выходу.
- Многое из того, что я сделал сегодня, можно объяснить лишь текилой, — уже в дверях сказал Себастьян, — Но о том, что ты выбрала не тот путь, я думаю уже давно.
- Да, не тот, — пробормотала Сантана, когда осталась одна в доме.

@темы: коллаж, фанфик, R

---

[Маршалл Ли]

Почти все Квейн-коллажи, что у меня есть. Есть еще девять, но.
Считайте, что пытаюсь вас познакомить с ними~

Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: G
Пейринг: Блейн/Квинн
От автора: все делалось для  alex chicago

12

@темы: коллаж, G

---

[Маршалл Ли]

Не обращайте внимания, у меня депрессия, и я просто все кидаю сюда для галочки.

Название: who am I to disagree?
Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: G
Размер: 1143 слова
Пейринг: Квинн-центрик, Блейн/Квинн, намеки на Квинн/Рэйчел, Пак/Квинн
Жанр: angst, философия, психология.
Предупреждение: AU, OOC, ошибки автора.
Дисклеймер: Мерфи (с)
Саммари: «Квинн никого не слушает. Ей некого слушать».

1143

Ты думаешь, что сходишь с ума, но ты уже сошел с ума. Твой мозг прокурен до омертвения, каждая твоя клеточка черна, если жива, то зависит от нереальности.

Ты уже не живешь, и даже не выживаешь, и тем более не существуешь, ты – находишься на земле. Ты был рожден, ты жил, но ты умер. Подсознательно умер, нет у тебя ни души, ничего.

Мир не такой, каким бы ты мечтал его видеть. Мир – огромный Монстр, с зубами, с капающей слюной, зелеными соплями, кровью в глазах, с отравленной злобой на все человечество.

Ты хочешь спастись, но силы выкачали вместе с кровью, как будто ты донор.

Тебе не убежать от мира, от Монстра.

Тебе не убежать от своего мертвого сознания.

Монстр съел тебя давно, проглотил засохшее тело.

Монстр не жевал тебя, просто глотнул, а позже выблевал на асфальт.

Ты не вкусный, сказал он.

Ты мерзкий, сказал он.

Ты жалкий, ты даже мне не нужен, сказал он.

Но ты все равно мертвый где-то там, и все, что говорит о жизни, это все еще бьющееся сердце, ели-ели перекачивающее оставшуюся кровь туда-сюда, распространяя ее по органам.

Но… Есть ли ты? Может, ты фантазия самого себя?

*

Думается, когда кончаются сигареты – кончается жизнь, ведь ее не на что тратить. По крайней мере, так думает Квинн, та самая, кого выплюнул Монстр.

Денег на что-либо нет совсем. А откуда им быть? Она маленькая шваль, изгой, ничтожество, не имеющая уважения, не имеющая ничего.

Ее давно обходят стороной, ее давно никто не видит. Она – невидимка, ищущая что-то, нет, кого-то для себя, похожего на нее, понимающего ее.

Когда-то Квинн думала, что нашла этого ”кого-то”. Думала, что это Рэйчел с ее густо подведенными черным глазами, синими прядями в волосах, такой же черной до черноты одеждой и молчаливым взглядом.

Но она куда-то делась. Она, кто-то, исчезла так же, как и появилась.

Молча.

*

Старый гараж Пака заменил ей дом.

Сломанная раскладушка с жестким матрасом и дырявым пледом заменили ей постель.

Запах бензина и вонючей машины заменили ей цветочный запах магазина.

Крысы и тараканы заменили ей друзей.

Она говорит с ними, как пришибленная, рассказывает о своих делах, проблемах, об оставшихся мечтах, если они действительно еще есть, о том, что ей все еще кто-то нужен.

Крысы и тараканы слушают.

Крысы и тараканы никуда не убегают.

Крысы и тараканы думают, если думают, что она просто чокнулась.

Крысы и тараканы знают, что они ее молчаливые психологи.

Крысы и тараканы спят под раскладушкой, оберегают ее.

Крысы и тараканы – все, что у нее есть.

*

У каждого есть свое место на земле, не всех сожрал Монстр, кого-то он пощадил.

У каждого есть свое место на земле, просто место, где ему хорошо и где ему можно быть.

Бар ”Смерть прошла, жизнь не пришла” – место Квинн.

Смешно.

И Квинн тоже смешно. Бар привлек ее именно названием, еще хорошим барменом, и музыкой. Джаз, соул, блюз и кантри, легкий рок. Никакой попсы, заевшей в ушах, ничего нагружающего.

Живая музыка, живая как жизнь, но не как Квинн.

Здесь можно курить – тебе ничего не скажут.

Здесь можно пить, пока не умрешь – тебе ничего не скажут.

Здесь можно убить кого-то – тебе ничего не скажут.

Отличное место, чтобы заливаться текилой, слезами, жевать сигареты и блевать в туалете.

Это ее место.

*

Говорят, есть разные наркотики. Вызывающие зависимость и легкие, от которых получаешь мимолетный кайф, и тебе не хочется их еще минимум месяц.

Квинн никого не слушает. Ей некого слушать.

Квинн не нужны наркотики. Ей не нужен кайф.

Ей хочется забыться, или умереть. Но не от передозировки. Все будут призирать ее еще больше. А есть кому призирать? Можно и умереть.

Мысли о суициде не покидают ее давно. Но зачем лишать себя… не понятно чего. Ее никто не пожалеет, никто не похоронит ее, никто не скажет хорошего слова.
Никто.

Ищи, говорит ей Монстр, ищи, или всегда так будет.

*

В баре много людей, не протолкнуться. Все места заняты. Какой-то сраный праздник, который нужен, чтобы на жраться и веселиться до утреннего похмелья, и отсутствия головы.

Квинн пришла первой, успела занять себе место.

От нее воняет гаражом, чем-то мертвым, кислыми сигаретами, испорченными духами.

Рядом с ней есть пустой стул.

К ней никто не подойдет, никто, кроме то ли Джейка, то ли Джека, то ли Джона-бармена, не поговорит с ней.

От нее воняет одиночеством. А знаете, как оно воняет?

Смертью.

Смерть тоже воняет. Ее слышно. Бывают предчувствия, кровь застывает, сердце останавливается, нос морщится от запаха гнили, в душе собираются шабаши, и костер горит, догорает.

Ее снова обходят стороной.

- Фабрей, как всегда?

Она кивает то ли Джейку, то ли Джеку, то ли Джону-бармену.

*

Людей поменьше, но так же громко. Квинн отвыкла от тишины, отвыкла от шума, отвыкла от всего, привыкла ни к чему.

Пак обещал забрать ее после двенадцати.

Странно, что Пак ей что-то обещал.

Странно, что Пак вообще есть.

Пак уничтожил ее жизнь, она пошла ко дну, глубокому дну без дна, черно-синему, со своими доисторическими рыбешками, которые никогда не знали света.

Пак ей не друг.

Пак ей все тот же никто.

Но Пак есть.

Есть и это все еще странно, как и раньше.

Он почему-то всегда где-то рядом, где-то зачем, где-то почему-то.

Это радует.

Это не радует.

- Фабрей, добавить?

Она кивает то ли Джейку, то ли Джеку, то ли Джону-бармену.

*

Ближе к одиннадцати к ней подсаживается парень.

Впервые, через несколько лет, к ней кто-то подсел и не скривился.

Он выглядел молодым, может ее возраста, может младше, может, может.

- Парень, тебя тоже жизнь поебала хорошо?

Он не отвечает, смотрит безумными глазами на свой стакан, а зрачки все расширяются и расширяются, сливаясь с потемневшей радужкой.

- Вот надо ж было так наколоться…

Он поворачивает к ней голову и все так же безумно улыбается. Глаза кажутся сплошь почерневшими, как у демонов в знаменитом ”Сверхъестественном”.

- Блейн.

- Ну и хорошо. Тебе меня знать не обязательно.

- Как скажешь.

*

Она почему-то заказывает ему выпить.

Она почему-то говорит с ним.

Нет, он почему-то говорит с ней.

Они смеются хриплыми прокуренными и пропитыми голосами, дурачатся, превращаясь в обдолбленных малолеток.

У Квинн нет денег, они есть у Пака. Пак все оплатит, но зачем ему это?

Квинн не верит в то, что он ее любит, он может жалеть ее, но не любить.

*

Блейн смешной, Блейн потерянный, Блейн такой, как она.

Блейн это Квинн. Квинн это Блейн.

Нельзя подумать, что у нее или у него раздвоение личности.

Они просто есть вдвоем.

*

Монстр больше не смеется над ней.

Монстр куда-то пропал, как когда-то пропала Рэйчел.

Монстр осторожничает с ней.

Монстр знает, Квинн Фабрей нашла себе подобного, и теперь таких же мертвых телом, и душой двое.

Монстр не станет есть ее, он не станет есть его.

Монстр не хочет отравиться ими, ведь они оба отравлены им.

Монстр ничего не спрашивает у нее или у него.

Только один раз, только один вопрос, странный и важный вопрос:

- Довольна ли ты этим?

Ответ такой же странный и важный, ее подержит Блейн, она знает, еще где-то есть Пак.

- Кто я, чтобы не согласиться?

- Никто, шепчет Монстр, хищно улыбаясь и жуя очередную жертву.

Название: scream into my present
Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: PG-13
Размер: 2172 слова
Пейринг: Блейн/Квинн/Рэйчел
Жанр: angst, romance, drama, future!fic
Предупреждение: AU, OOC, ошибки автора.
Дисклеймер: Мерфи (с)
Примечание: баннер к фичку.

2172

Уехать предложила Рэйчел. Согласились все. Почему бы не сбежать с чертовой Лимы и не поколесить по дорогам штата Огайо?

*

Асфальт прекращается, вместо него грунтовая дорога, и машину трясет со стороны в сторону, и в воздух поднимаются клубы песчаной пыль. Хочется чихать и кашлять.

*

Они ведут машину по очереди. Обычно.

Сейчас очередь Квинн. В магнитоле играет старый хит 40х годов, что-то в джазовом стиле, и она думает, что Тина неплохо спела бы его, если бы ей давали петь или хотя бы говорить.

На заднем сидении Блейн и Рэйчел стонут в унисон и в обычной ситуации, Квинн бы злилась и ее бы это раздражало, но их ситуация необычная до не возможности.

Все, чего она ждет, это когда наступит очередь Рэйчел вести машину. Тогда она отдохнет и позабавится.

*

Мы все еще дети, чуть старше, но дети. Нам кажется, что утехи и мелкие не бесконечные радости жизни будут продолжаться, вновь и вновь, чередуясь в разных комбинациях.

Мы не знаем, что все слишком быстро кончается, когда в один прекрасный момент, мы так же прекрасно понимаем – мы выросли.

*

В бардачке этой чужой машины две нераспечатанные пачки сигарет и маленькая бутылка виски. Квинн все еще ждет, когда они оба издадут последний вздох, а пока ей остается следить за дорогой, курить эти горькие, но халявные, сигареты, запивая таким же горьким напитком и подпевать под доносящиеся звуки из старой магнитолы.

*

- Твоя очередь, Бэрри. Я тоже хочу.

Рэйчел послушно перебирается на переднее сидение, не заботясь о том, что она только в рубашке Блейна, с вихрем на голове и размазанной помадой.

- Приведи себя в порядок. Мало ли нас могут остановить.

- Никто нас не остановит, Квинни. Здесь никого и в помине нет. Дальше, наверное, лес.

*

Блейн выглядит одурманенным, нет, обкуренным, каким он есть, и это еще больше возбуждает. На его губах вкус Рэйчел, что добавляет невероятность ощущениям.

*

Рэйчел подпевает под звуки музыки, но Квинн ничего не слышит, только чует запах ее духов на каждой клеточке Блейна и дым от тех самых сигарет.

*

Блейн что-то шепчет в полубреду, но Квинн ничего не разбирает. Ей просто хорошо.

*

Через десять миль наступит очередь Блейна, вот тогда будет еще лучше.

*

Когда они подъезжают к какой-то старой разваленной лачуге, Рэйчел спит в объятиях Квинн. Блейн утомленно окидывает на них свой укуренный взгляд.

- С вами все в порядке, дорогие мои?

Квинн тихо выдыхает ”да”, понимая, как устала от дороги.

*

- Что мы здесь делаем?

Рэйчел сонно бормочет, крепче прижимаясь к Квинн.

- Нам надо где-то переночевать. Тем более, спать в машине не очень-то поможет здоровью.

- Блейн, кто бы говорил о здоровье, как не ты.

- Нуу…

Блейн целует Квинн, а Рэйчел в ответ этому недовольно хмыкает носом – замерзла.

- Ребят, хватит, идем спать.

*

Они спят втроем, как и последние пару лет.

Квинн, как всегда, посередине. Рэйчел лежит так, что ее рука оказывается у губ Квинн, что той всегда безмерно нравилось. Блейн спит, уткнувшись холодным, как у пса, носом в мягкий, с все еще нежной кожицей, живот Квинн.

Тепло.

Тепло, не смотря на холодные сломанные батареи по всему дому.

*

Утром Блейн заявляет, что хочет отстроить эту рухлядь, на что девушки реагируют одинаково.

- И зачем?

- А почему нет? Думаете, мы найдет еще где-нибудь такое жилье, где спокойно может жить втроем?

- Весомый аргумент, Андерсон.

*

Пока Блейн ездит в ближайшие городишки в поисках нужных инструментов и материалов, Квинн и Рэйчел осматривают дом, надеясь, что ничего глобального с ним делать не надо.

*

После долгих прогулок по дому они находят спальню, вполне с нормальной большой кроватью, где они могут уместиться все трое.

- Вот и отлично.

*

Блейн возвращается поздно ночью, купив все, что нужно. И он никак не ждет, что его будут встречать. Скорей всего, они уже наигрались и навеселились, - спят.

Но он видит одинокую фигуру в свете фар у порога дома. Квинн.

*

- Рэйчел спит наверху. Мы пока может занять вторую спальню.

Квинн говорит медленно, шепотом, как будто боясь, что их услышат там, где никто точно и звука не сможет поймать ухом. Ее голос сладкий. Ее хочется.

*

Ее пальцы мигом развязывают тугой узел галстука.

*

Блейн и Квинн сидят на веранде, курят новые сигареты, дороже и качественнее, чем те, что были в бардачке их украденной машины.

Сегодня очередь Рэйчел готовить ужин. Она умеет делать вегетарианскую пищу, а ею особо не наешься. Но никто не протестует. Блейн готовит только завтрак, каждое утро. В основном кухней занимается Квинн, ведь им всем показалось, что лучше ее стряпни быть не может.

*

- Опять вы накурились перед едой! Знаете же, что пища не усвоится.

Они смеются над ней.

*

Дом почти отремонтирован. Блейн купил пару бутылок шампанского, чтобы отпраздновать такое достижение, и несколько хлопушек.

*

Очередную ночь они провели втроем.

*

Их всегда трое. Они одно целое. Если раньше Блейну казался подобный секс невозможным, то за такой долгий период времени и такого детального изучения, он пришел к выводу, что все возможно и даже лучше, чем раньше.

*

Взрослые говорят нам, учат нас, что нужно быть осторожным во всем, что делаешь. Взрослые говорят правильные вещи, они хотят добра нам. Мы не понимаем этого. А если поймем, то – поздно, мы уже те, кто нас учил, но мы уже что-то пропустили в этой жизни.

*

Блейн нашел работу и теперь у них были неплохие деньги. Машину удалось продать и вместо нее купить другую, непримечательную, более удобную, дешевую.

*

Дом семейства Фабрей-Бэрри-Андерсон сиял чистотой.

*

Их псевдо жизнь была все еще наполненной счастьем, радостями. Они не думали о будущем. Зачем? У них все есть. Они есть у себя.

*

Не нужно жить будущим или прошлым, мы должны верить в то, что ждет нас сегодня и прямо сейчас. Мы должны знать, что именно сейчас мы живем, и что завтра, и послезавтра, мы будем жить, как прежде, но лучше.

Прошлое тянет обратно.

Будущее никуда не ведет нас.

*

Веселье.

*

Их счастье кончилось в тот день, когда был ураган. Квинн спала во второй спальне одна; у нее весь день болела голова, и ей хотелось отдохнуть. Для Рэйчел понятие “отдохнуть” означало совсем другое, поэтому она и Блейн заняли основную спальню.

*

Гроза, завывающий ветер и стук окна не мешают Квинн спать крепким сном, ведь они заглушают звуки, доносящиеся с соседней комнаты.

*

- Блядь-блядь-блядь-блядь…

Блейн орет, как сумасшедший, забыв о том, что Квинн давно легла спать и будить ее не стоит. Рэйчел открывает глаза и, недоумевая, смотрит на него.

- Что случилось, Блейни?

- Бляяяяядь.

- Что такое? Ты можешь объяснить?

- Нет, ничего, прости. Я… Нет, ничего не случилось. Показалось.

- Хорошо, а то ты мог разбудить Квинн, а ты знаешь, что она становится злющей ведьмой, если это случается.

- Да-да.

*

Квинн даже не пошевелилась; унеслась далеко за горизонт возможных снов и настоящего счастья.

*

Тогда произошло то, чего Блейну никогда не хотелось. Но кто виноват? Ведь защита лишь на девяносто семь процентов, так? Значит, он попал в остальные три. Плохи дела.

*

Дни шли. Обычно. Ничего важного или слишком особенного не происходило. Блейн как порядочный гражданин ездил на работу нужное время, возвращался точно так же – во время. По традиции, образовавшейся пару месяцев назад, его ждала Квинн.

В эти дни, в эти такие обычные дни, Рэйчел спала все больше, и днем тоже. Когда Квинн спросила это заезженное “что с тобой или все в порядке”, та ответила лишь: ”Мне просто нездоровится; может, съела что-то не то”.

Квинн это устраивало, но настораживало.

А Блейн боялся.

*

Рэйчел начало рвать внезапно. В какой-то момент Квинн подумала, что попала в фильм “Яма”; там у Фрэнки, которую играла молодая Кира Найтли, была булимия, и та умерла из-за внутреннего кровотечения. Но нет, Квинн просто себя накручивает. Рэйчел Бэрри никогда и ничем не болела.

Может, съела что-то не то?

А Блейн боялся.

*

Теперь Рэйчел все время спала во второй спальне, а в основной было совсем тихо. Ситуация с ней сломало в остальных барьер между радостью жизни и ужасающей реальности, и последствий.

*

Квинн не хотела думать о том, что с Рэйчел. Она догадывалась.

Они оба боялись. А что если так, то что?

*

Разбивается первая тарелка, и это кажется абсурдом. Банальной мыльной оперой, которая кончится так, как мы того ожидали. Но тут ничего ожидать, заранее не стоило.

Блейн все еще был в городе, что радовало Квинн. Ей не хотелось, чтобы он участвовал в этом разговоре. Или в скандале? Или в их первой серьезной ссоре?

- Хватит! Я так не могу!

- Рэйч, что ты несешь?! Все же было прекрасно эти три с лишним года. Чем ты не довольна сейчас? Или звездная болезнь вернулась?

- Ах, так я еще и… Мне нужна свобода. Все, что я хочу.

- Свобода? А это, по-твоему, что? Не свобода, что ли? Ты же предложила вырваться ”из душной Лимы в поисках приключений”!

- Так я еще и виновата, да?!

- Не разводи срач и лишний бредовый треп, Бэрри.

Рэйчел замолчала. Резко, как молния в небе может появиться и исчезнуть.

- Ты… Ты не обращалась ко мне по фамилии с…

*

Она убежала на второй этаж. На этом все закончилось.

*

Блейн вернулся поздно, и ему повезло, что он не видел той разбитой тарелки. Ее осколки были убраны с пола, но Квинн казалось, что они застряли у нее где-то между ребер, ближе к сердцу.

*

Он пил с утра холодный чай и нечаянно разбил маленькую вазочку, которую Рэйчел приобрела на блошином рынке по дешевке.

*

Рэйчел все еще спала, и всем повезло не услышать ее криков на этот счет.

*

Квинн не хотела нового дня, новой недели, нового месяца. Нового года.

Она боялась и все.

*

- Поговорим?

- Не хочу, Блейн. Все как-то ушло куда-то, так же?

Сигареты притупляют боль, так вообще-то говорят, но можно ли в это верить? Самоубеждение всегда помогает людям. Так тоже говорят.

- Сейчас все похоже на однообразные будни молодой, но не стандартной семьи.

- Что с ней?

- Я не хочу об этом думать. Я винова...

- Нет, не говори так, я не желаю этого слышать, ясно?

- Ясно.

*

- Я купил тебе новую фигурку, Рэйч. Прости, что разбил прошлую. Они же одинаковые?

Рэйчел смотрит на него с удивлением, почти как тогда, в ту ночь, быстро моргая, и пытаясь сообразить, что к чему. О чем он?

- Какая фигурка? Ну, ладно. Спасибо большое. Она прекрасна.

*

Чем дальше, тем хуже, и вернуть уже ничего нельзя. Да.

*

Все действительно надоедает. Пить не хочется, курить не интересно, наркотики вообще кажутся самым унылым развлечением. Блейн занят работой и деньгами, Квинн – домом, а Рэйчел – ничем.

Нет, собой и своими проблемами.

*

Квинн как-то находит тетрадь в гостиной, когда делает генеральную уборку. Она принадлежит Рэйчел. А кому же еще? Ведь тетрадка розовая со звездочками.

Девочка все еще питает надежды стать Бродвейской звездой. Да.

*

Она не хочет ее читать. Она не должна. Она не может. Никак не может.

Но читает.

*

Тетрадь горит на заднем дворе, вместе с хламом. Рэйчел ничего и не заметит. Вряд ли заметит.

*

А может и заметит, ведь уже второй день она бегает по всем комнатам в ее поисках. Бедная, потеряла книжечку со своими мечтами и обидами на весь мир, и на них.

*

- Я хочу уехать. Как можно скорее, Блейн.

- Рэйчел, о чем ты говоришь? Мы же вроде бы неплохо живем.

- Вот именно, что вроде бы.

- Тебя что-то не устраивает.

- Ты как Квинн, честное слово. Да, меня не устраивает все. Я хочу домой. К отцам.

Блейн выливает кофе на стриженый газон, не заботясь о том, что он его еще не допил, и он еще оставался горячим. После ее слов, кофе казалось разбавленным виски, - таким же противным.

- Хочешь домой? Езжай домой. Найди себе в городе машину на прокат и катись ко всем чертям, если тебе здесь не нравится. Да, эта жизнь не сахар, но и не соль. Можно жить. И хорошо жить.

*

Прощание со всем, что было.

*

- Никогда не видел, чтобы она так быстро собиралась.

Солнце уже садилось далеко за лесом, а эти двое стояли у дороги, провожая взглядом уезжающую тень. Она уехала.

- Она не вернется.

Это был не вопрос, а факт.

- Прости, я послал ее к черту из-за того, что она сказала.

- Рэйчел хотела уехать. Я знаю. Я читала ее дневник. И спалила его, да.

Ей хочется заплакать, но почему-то слезы застряли на пути к глазами, и они сухие. Блейн обнимает ее, давая понять, что она может плакать сколько угодно, даже если не может.

Он держит слезы, старается держать. Сейчас важна Квинн.

- Идем в дом, Квинн. Скоро дождь начнется.

*

В доме опустело совсем. Больше нет звонкого смеха, очень тихо.

*

Они стали нормальной семьей. И есть дом, полностью отремонтированный и оформленный на них, и отличная машина, и деньги, и работа, и они вдвоем. Больше нет понятие ”трое”, есть они, - он и она.

*

На губах Блейна больше нет вкуса Рэйчел, он никогда не запахнет ее духами, он будет самим собой, но другим.

*

- Думаешь, она отдаст ребенка? Все равно аборт делать уже поздно.

- Не надо гадать, Квинн. Это будет ее решением, не нашим. Она теперь одна, а мы с тобой все еще вместе. Я надеюсь.

- Я тебя не брошу, ты все, что осталось у меня. Мы справимся.

*

Блейн справится, она – нет.

Название: trade mistakes
Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: PG
Размер: 2594 слова
Пейринг: Блейн/Квинн, Себастьян
Жанр: ангст, сонгфик, дисфик
Дисклеймер: Мерфи (с)
Предупреждение: AU, OOC, ошибки автора.
Саммари: «Блейн начальник детективного отдела. Запутанное дело, которое приводит Блейна к странным действиям, а так же очаровательная незнакомка, ради которой, он сходит с ума».
От автора: для  alex chicago и

баннерчик с песенкой

2594

- Что это? – спрашивает Блейн.

- Труп, Блейн, - отвечает Себастьян.

- Кто это? – продолжает спрашивать Блейн.

- Парень, Блейн, - продолжает отвечать Себастьян.

- Кто это? – повторяет Блейн.

- Парень, Блейн, - повторяет Себастьян, - Ты его знал.

- Я знал? – удивляется Блейн.

- Эванс, - коротко отвечает Себастьян. Улыбается, достает портсигар.

- Не помню такого, - ужас и смятение бегают на лице, - Ты куришь?

Себастьян долго не отвечает. Затягивается. Выдыхает вонючую тучку дыма. Протягивает напарнику сигарету и уходит, оставив его в размышлениях.

Холодная ночь. Очень холодная. Между пальцами тлеет чужая сигарета, а Блейн всматривается в труп “знакомого”. Он знал его? Еще как знал. Знаменитый Сэм Эванс.

- Парень, кто тебя убил? - глубоко внутри, Блейн знал ответ.

Вернее, думал, что знает. Почему он сразу его не признал? Он был пьян. Сильно пьян. Он умеет напиваться так, что не помнит не только происходящее, но и себя. Представьте, не помнить себя!

А он представлял. Довольно отчетливо.

Он представлял, что он мог сделать в “этом” состоянии. Что? Убить. Он мог убить Сэма Эванса и не знать об этом. Его кровь на его руках?

Себастьян что-то знал. Знал и как всегда не сказал ни слова. Или друг просто хочет его защитить? Его не поймешь. То он унижает его, то помогает, то пристает.

А о чем он вообще? Пора бы вызвать ребят, чтобы убрали “друга”, а самому поехать поспать. Сегодня ночью, возможно, он не заснет. Его будет преследовать Эванс и его совесть.

- Чего ты, Блейн, так легко отнесся к этому? Ты же убил, - говорит ему совесть.

- Не твое дело, - отвечает ей Блейн.

- Брошенный Андерсон в собственном теле, что ты предпримешь? – продолжает совесть.

- Пока ничего, - задумывается Блейн, - Нет, поеду домой.

***

Дело не шло. Кто убил, как убили, зачем убили… Все задавали эти вопросы. Блейн, как начальник отдела сидел беспомощный. Все что-то делали: бегали, заполняли бумажки, орали друг на друга, собирали данные, улики, даже Себастьян и тот, не сидел без дела.

А что делать ему? Он главный, а боится. Боится, что это он натворил бед. Каждый раз, он говорит себе не пить, но не сдерживается. Всем надоело наблюдать за пьяным, но “грустным” мистером Андерсоном, который всех посылает.

- Блейн, ты чего? – Себастьян подходит незаметно. Блейн дергается.

- Нормально, - отвечает Блейн.

- Как скажешь, - Себастьян, в своей манере, снова уходит.

Развеяться? В офисе душно. Нет, на улице холодно. Здесь слишком много людей. Лишних людей.

Куда бы пойти прогуляться? На место преступления. А зачем? Наверное, вспомнить.

Тут еще хуже, чем в офисе. Здесь сквозняк, здесь сыро, здесь, как будто прошел дождь, здесь веет смертью, здесь просыпается его совесть. Пусть все исчезнет. Особенно совесть.

- Блейн, а ты уверен, что мне стоит исчезать? – насмехается совесть.

- Да, уверен, - отвечает Блейн.

Надо было остаться в офисе. Надо было. Он простыл. И зачем? Увидеть место, где еще кровь оставила темное, почти черное, пятно на всю стену? Он видел это не раз. Только сейчас ему от этого не хорошо. Ох, как не хорошо. И это ему, Блейну Андерсону, от крови, верее от последствий, плохо? До чего он докатился!

Шаги. Стук каблуков. Ровный, мягкий. Разве каблуки могут так стучать?

Блейн оборачивается. Мимо него проходит девушка. Почему ему кажется, что он ее знает? Почему он всегда всех знает, но не может вспомнить?
Она одаривает его взглядом своих необыкновенных глаз и удаляется дальше по улице.

Интересно, он встретит ее еще раз? Этот городок маленький и неприметный. Здесь почти все друг друга знают. Он обязательно ее встретит. А теперь надо убраться отсюда.

***

- Ты в порядке, Блейн? – привычно спрашивает Себастьян.

- Да, все хорошо, - привычно отвечает Блейн.

- Ладно, не буду мешать, - привычно заканчивает Смайт и уходит.

Все последующие дни Блейн думал о той прекрасной незнакомке. Это глупо и банально, как в дешевых фильмах, но отвязаться от этих мыслей он не мог.

Работа стояла. В офисе все так же душно, а на улице холодно. Ничего никто найти не мог. “Убийца” искусно все сделал. Следов нет, зацепок нет. Скучно.

Развеяться? Опять? Можно пройтись и поискать красавицу. А куда он пойдет? Туда, в то страшное место? В то место, чтобы опять проснулась совесть и, чтобы она шептала, что он виноват?

Если он встретит ее снова, то это того стоит.

Почему здесь такие сквозняки? Не самое подходящее место для убийства, и тем более для спонтанных встреч. Лишь бы она прошла мимо. Лишь бы он увидел ее глаза.

Он оказался прав. Ровно секунда в секунду она прошла мимо, но не взглянула. Дразнит? Посмотри на него. На мгновение, но посмотри.

Она сразу же, подсознательно, послушалась его. Посмотрела. Блейн замер, наслаждаясь этим ощущением. Ощущением спокойности. Если так спокойно, почему его сердце взяло и взорвалось внутри? Влюбился в незнакомку? В какую незнакомку!

Такие встречи продолжались около месяца, пока дело было открытым. Его закрыли, и незнакомка больше не появлялась. В тот момент Блейн подумал, а может здесь есть связь? Или связь есть с ним? Вдруг, если он убьет кого-то, то она будет появляться в том месте?

Эта влюбленность перерастала в маниакальную помешанность. Все ради нее.

***

- Ты снова напился, Блейн? – спрашивает Себастьян.

- Нет, - врет Блейн.

- Ладно, позвони, если я понадоблюсь, - Себастьян уходит, ничего не сделав.

Перед глазами летали какие-то самолетики. Он перепил. Сильно перепил. А вот зачем? Чтобы натворить дел, а потом, если его теория верна, увидеть ее? Он сделает ошибку. Он сделает ее, а потом совесть будет убивать его изнутри.

С работы, он пошел, если можно было так сказать, к местному бару. Блейн не заходил внутрь. Он достаточно выпил, ему больше и не надо.

Он стоял долго. На этой улице не было сквозняков. Было очень тепло, по сравнению с прошлыми днями. Казалось, наступила весна. Не во время.

Он ждал и ждал. Ждал, когда появится кто-то знакомый. Алкоголь потихоньку исчезал из крови, и он почти ясно соображал. Ему нужен был тот, кого он знает. Тот, кого он знает, но которого не жалко. Вот и он.

Арти Абрамс. Умный парень в очках, покинувший свою коляску два года назад. Повезло. Смог. А теперь ему настанет конец. Хороший был парень.

Только, как убить? Блейн такой идиот, что не продумал ничего. С ним были спички, почему-то бутылка с-под виски и еще что-то. Этим что-то был карманный нож. Разве им можно убить? Если он встретит ее снова, то – да.

- Арти, друг! – Блейн выходит из тени с широкой улыбкой.

- Блейн! Давно не виделись, ты как? Все пьешь? – парень успевает сказать только эти слова.

Крика не было. Все было очень быстро. Настолько быстро, как будто он уже это делал. А делал ли он? Наверное, да. А теперь все это “быстро” должно перерасти в “еще быстрее”.

Почему мертвый труп такой тяжелый? А почему он с легкостью, как будто уже так было, тащит его за угол? Блейн знает ответы на вопросы, но боится ответить.

Он вылил все виски на парня. Чирк. Загорелась спичка. Вот уже спичка упала на тело. Вот уже он горит. Пока он ярко пылает, Блейн не заснет сегодня.

Снова будут кошмары, снова будет совесть. А пока ничего нет. Ни того, ни того.

Блейн улыбнулся, всматриваясь в огонь. Глаза начинали болеть, но он терпел. Терпел и наслаждался. Он ли это? Определенно он.
Пора уходить. Если через день он ее не встретит, то он пропал.

***

Их вызвали под утро. Все сходилось. Тот же почерк. Блейн ничего не помнил. Он снова тогда напился. Было жуткое похмелье. Себастьян предупреждал и насмехался. В его глазах Блейн читал, что тот все знает, но не скажет.

Не проще ли спросить у него? Иногда, совесть помогает. Но ему нет.

- Снова труп, Блейн, - повторяет Себастьян.

- Я знал его? – спрашивает Блейн.

- Думаю, да, Блейн, - повторяет Себастьян. Улыбается, достает портсигар.

- Ты что-то знаешь? – наконец он задал этот вопрос.

- Только то, что тебе пора завязывать пить, Блейн, - он протягивает ему сигарету и удаляется.

Чувство, которое можно выразить лишь по-французски. Дежавю. Все повторяется, но Блейн ничего не помнит, а Себастьян уходит, оставив его в размышлениях.

- Что, Блейн, стыдно? – просыпается совесть.

- Нет, я же ничего не помню, - отвечает Блейн.

- Ты знаешь, что не помнишь, - смеется над ним совесть.

Его ждет кипа бумаг, снова душный офис. Как ему туда не хочется. Лучше остаться здесь. Теперь появился сквозняк, теперь опять холодно. А будет ли она? Было ли все напрасно, а?

День прошел. День прошел в тумане и в постоянных спешках. Все снова бегали туда-сюда. Улик не осталось. Было странно, что их не осталось. Было странно только Блейну. Он помнил, что Эванс был убит по-другому. Или ему казалось? В голове жужжали пчелки, и она постепенно взрывалась.

Похмелья не было, что было ему на руку. Но потребность в алкоголе присутствовала так же, как и в том, чтобы снова ее встретить.

Он вырвался из душного надоевшего офиса и отправился на то место. Было так холодно, что он опять простыл. Он дрожал, как щенок. Зачем он вообще пришел? Ответ он знал.

Еще чуть-чуть. Ровно семь секунд и она должна появиться. Блейн молился на это. В душе он знал, что она может и не появится. Лишь бы так не было.
А вот и она. Все так же прекрасна. Все так же обворожительна. Взгляд. Она подарила ему взгляд. Она все знает. Если бы не знала, то не появлялась бы. А может она смерть во плоти? Почему бы и нет? Влюбится в смерть! Кто бы мог подумать.

Эта короткая встреча подарила ему бодрости на весь день.

Дело не двигалось с места, только добавился еще один труп. А Блейн счастлив, как никогда раньше. Себастьян не сказал ничего по этому поводу.

***

Так все продолжалось в течение месяца. Месяц это ее срок? Срок на то, чтобы он мог любоваться ею? Чтобы потом он убил, если он убил, еще кого-то?

Совесть не мучила. Она вообще никаких признаков не подавала. Все его мысли были заняты ею. Работы не шла. Все сидели без дела, как Блейн пару месяцев назад. Себастьян ничего не говорил и даже не спрашивал все ли у него в порядке.

О чем тот думал? Думал ли Смайт, что его лучший друг убийца? Вполне возможно. Иногда, его взгляды были странными и с вопросом – “зачем?”

Блейн не рассказывал Себастьяну о той, что забрала его сердце ужасным способом. Он знал, что тот что-то заподозрит и будет копать глубже
.
Страх. Не совесть – страх. Страх его парализовал, а совесть не просыпалась.

Оставался один, последний, день их “встреч” и Блейн решил с ней познакомиться нормально. Опять на сквозняк, опять в холод. Это того стоит, да?

Через… Через минуту она будет. Должна. Он ждет. Ждет, как всегда. Вот и она. Вот и этот взгляд. Вот и момент, когда он пропадает. Вот и момент, когда надо ее догнать.

- Мисс! – кричит ей Блейн.

Она останавливается. Она ошарашена, так же? Блейн никогда с ней не говорил. Она думала, что взгляда и улыбки достаточно. Видно, ее “сентиментальный мальчик” подумал, что ему этого мало.

- Что ж, Блейн, пора было сделать это раньше, - откликается она.

Она знает его имя? А знает ли он ее? Все перемешалось. Но голос… Ее голос – божественен. Блейн хотел услышать только его.

- Мисс, я вас знаю, да? Скажите, что я вас знаю, - просит ее Блейн.

- Еще как знаешь, - она поворачивается к нему. Идет, цокая своими “мягкими” каблуками, к нему.

Он боится пошевелиться. Нормальная встреча. Нормальный разговор. Хотел ли он его, на самом деле? Страшно.

- Если хочешь знать мое имя, то не стоит. Ты найдешь его в справочнике, если захочешь, - она говорит быстро, отчетливо. Кажется, она куда-то теперь спешит.

- Дай подсказку, - ему она нужна.

- Подсказку? Думал, все так просто? Нет, сам догадывайся, - она смеется над ним. Он чувствует это, - Глупыш, ты думал, что я тут просто так, да? Нет.

- Я увижу тебя снова? – спрашивает Блейн, когда она уже отходит.

- Ты знаешь, что нужно делать, - она уходит. Уходит так, как привык уходить его друг.

Он знает? Еще как знает. Сможет ли он сделать это еще раз? Конечно. Ради нее все, что угодно.

***

Блейн просмотрел все справочники. Все, что есть в городе. По отмечал все возможное. За те пару минут, пока они говорили, он запомнил каждую черту лица, все ее манеры, движения, а так же характерности во всем.

Квинн. Квинн Фабрей. Он нашел ее. Так легко? Она говорила, что все не так просто, как он думал. А получилось наоборот.

Он узнал о ней все, что смог. Себастьяна удивляла его резкая трудоспособность и оптимизм. Он молчал. Молчал, как всегда.

Узнал он не много, а жаль. Она работала врачом в соседнем городе, а сюда каждый день, в одно и то же время приезжала за чем-то. Вот зачем, он не смог узнать. Секрет. Секрет за семью печатями? У Блейна создавалось ощущение, что он не просто ее знает, он с ней когда-то общался. А еще, как ему показалось, она знакома с кем-то из его отдела.

Выяснить с кем? Нет. Не нужно. Не сейчас. Сейчас ему нужна разрядка. Сейчас ему нужна выпивка. Потом посмотрим, что он сделает. Убьет ли он кого-то?

***

Совсем другое место. Другой бар. Другой, но очень знакомый. Он успел напиться еще до этого, по традиции. Он снова дожидался кого-то. Кого-то и снова знакомого ему человека.

Тепло. В прошлый раз была весна, как ему казалось. Теперь лето. Уже не просто тепло, а жарко. Душно, как в офисе. Если бы он курил, а он не курил, то в таком долгом ожидании скурил бы всю пачку. Как бы ни было тепло, его тело содрогалось от внутреннего холода.

Страх. Снова страх. А вдруг его поймают? Он забудет обо всем почти сразу же, после произошедшего. Ему не чего боятся.

Рори. Фамилии он не помнил. Он ирландец и у него жуткий акцент. Подойдет.

- О, Блейн, как ты? – Рори замечает его первым. Оплошность. Ошибка.

- Привет, ирландец, - все кончилось.

Ни какого крика. Все по-старому. Тот же нож, те же спички, та же бутылка. Но что-то изменилось. Блейн почувствовал на себе взгляд. Его застали? Нет. Он чувствует что-то другое.

- Блейн, а ты молодец, - ее голос. Она все видела.

- Квинн? – она спиной чувствует ее удивление. Что не ожидала, что он узнает твое имя?

- Уходим, - она заберет его с собой? – Ты справился.

- Что я за это получу? – спрашивает Блейн.

- Что хочешь, - она касается его плеча. – Только уходим. Пора.

- Хорошо, - он как зачарованный, послушный мальчик, следует за ней.

Куда она его ведет? Зачем? А может она его убьет? Тогда его совесть, наконец, проснется и сделает что-то. Поможет?

***

Блейн не забудет ту ночь никогда. Она повела его в леса, а потом на холм, встречать рассвет. Так красиво. Рассвет, он, она. Они говорили. Много говорили. Два сумасшедших нашли друг друга, подумал в тот момент Блейн и улыбнулся.

В тот же день, его вызвали. Себастьян сначала молчал. Долго, как обычно.

- Труп, Блейн, - он сказал это как-то укоризненно, зная, что тот виноват.

- Я знал его, - повторяет Блейн.

- По-другому и быть не может, Блейн, - заключает Себастьян. Улыбается, достает портсигар.

- Ты же знаешь, да? – спрашивает Блейн.

- Она мне все рассказала, Блейн. Не то, чтобы я одобряю, но ради нее это того стоит, - на этот раз, он не дает ему сигарету, а кидает на асфальт.

- Себастьян, - обращается к нему Блейн.

- Не надо, Блейн. Я, в свое время, так же сходил по ней с ума, - он привычно уходит, оставив Блейна в размышлениях.

Тоже? Он тоже был таким? Понятно, почему они так быстро нашли общий язык когда-то. А теперь… Что дальше? Он будет убивать ради нее, и при этому ничего не понимать?

Кто бы кинул ему веревку, чтобы он смог вылезти из дна сомнений… Он совершил столько всего. Столько ошибок в жизни… Ради нее…

Сегодня ночью, возможно, он не уснет. Он будет думать. Думать много, а потом напьется. А потом что-нибудь случиться. А что случиться? Все, как должно – ради нее.

@темы: фанфик, G, PG-13

---

"Сосчитай до десяти"

[Jackie.]

Вот чо у меня еще есть.

Название: Сосчитай до десяти
Автор: Jackie.
Бета: sasta
Размер: 1615 слов.
Пейринг/Персонажи: Джо Харт/Квинн Фабрей, намек на Бриттани С. Пирс/Сантана Лопез, Титаны.
Жанр: притча, антиутопия
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Однажды боги лишили человечество дара речи, потому что те перестали ценить слово, но, сжалившись, оставили голос особым — чистым — людям. Их называют пересмешниками.
Примечания:
1. AU, OOC, паратекст, вымышленная мифология, различные отсылки, смерть персонажей, почти джен.
2. Текст частично повторяет события фильма "Убить пересмешника", в основе — цитата из фильма: "Убить пересмешника — грех. Потому что пересмешники только поют и радуют нас. Они не вредят садам, не вьют гнёзда в амбарах, они дарят нам свое пение от всего сердца".
3. Название и выделенная фраза появились благодаря песне Marilyn Manson — Count To Six And Die.
4. Написано специально для Фандомной Битвы 2012.

В МакКинли осталось всего десять пересмешников.
Джо утверждает, что это слишком мало, слишком рискованно, особенно когда вокруг горят города, но да кто его слушает, этого чудака, расписанного странными письменами по всему телу и верящего в глупые байки про чужого бога, которого — и все об этом знают — не существует.

На самом деле Джо не то чтобы именно говорит, потому что не умеет, но, когда солнце садится за горизонт, исправно расклеивает по городу листовки на столбах и иногда — на магазинных витринах. Обычно эти листовки не доживают и до полудня — жители МакКинли не разделяют тревог Джо, раздраженно срывая и сминая бумагу с какой-то дикой надписью — а если и доживают, то только потому, что Бриттани, одна из пересмешниц, любит раскрашивать их разноцветными мелками.

Возле Бриттани всегда много детей. Сегодня, пока она «приводит его бумажки в надлежащий вид», дети рядом тихо играют в старую игру «Сосчитай…», передавая друг другу записки с корявыми картинками, и кто-то касается плеча Брит, показывая ей листочек с надписью «Что это?»

— Это радуга! — счастливо жмурится она, и люди смягчаются, забывают о том, что дурацким бумажкам Джо самое место на помойке. Люди любят слушать, когда пересмешники говорят.

Бриттани, весело напевая, выводит яркие сполохи мелками на листовке, собирает вокруг себя толпу желающих послушать и посмотреть.
В МакКинли никогда не видели радуги.

Когда-то давно, когда Джо жил в одном из тех городков на востоке страны, где люди верят, что могут снова научиться говорить, где пересмешников больше, чем немых, он видел радугу.

И поэтому знает, что на самом деле Бриттани рисует огонь.

**

В нескольких милях от них горит город Кармел — горит тихо и страшно; и эта ночь пахнет гарью, горечью и почему-то серой.

Джо кажется, что он слышит, как волдырями лопается кожа, как спины выгибаются навстречу пожару и рты открываются широко и беззвучно то ли в крике, то ли во вдохе.

Хотя до рассвета остается еще несколько часов, тьма за окном чуть светлеет странным розово-серым оттенком. Наверное, это потому что Кармел слишком близко, думает Джо, отстраненно рассматривая оседающий по ту сторону стекла пепел. Он проводит рукой по прохладной поверхности, словно пытаясь растереть мягкое серое крошево, впитать его в кожу, разрисовать им узоры линий на подушечке большого пальца.

Устало тряхнув головой — поспать сегодня так и не удастся — Джо отходит от окна и небрежно связывает копну дредов резинкой, заправляет Откровение Иоанна Богослова за ухо и достает чистый лист бумаги. Прежде чем обуть сандалии, накинуть куртку, прихватить ключи и уйти из дома, он аккуратно выводит на нем всего два слова.

«Кармел пал».

**

Ночью МакКинли немногим отличается от собственной дневной версии. Улицы, разумеется, пусты, но тишина, накрывшая их, словно колпаком, не зависит от времени суток. Город оживет лишь к десяти утра, но утреннее безмолвие не отличить от ночного.

Накинутая на плечи кожаная куртка тут же приобретает грязный, потускневший вид: до рассвета ветер будет носить остатки соседнего городка по округе. Джо думает, что это какой-то урок, данный в назидание, потому что о Кармеле, месте, где пересмешники дохнут, словно мухи, чернильная молва записок, разлетающихся по территории Объединенных Городов, гласила уже давно.
Нарисованные яркими красками из баллончиков на стенах туалетов в придорожных забегаловках, нацарапанные ключами или чем-то другим, но не менее острым, на заправках, впопыхах записанные на обрывках салфеток и оставленные у хозяина очередного мотеля на съезде у шоссе, послания, смысл которых всегда сводился к одному: останавливаться в Кармеле опасно, а коль остановились — бегите поскорее.

Джо задумчиво бредет по Фиггинс-стрит, улавливает едва ощутимый запах карри и грустно улыбается уголком губ, но и эта полуулыбка сползает с лица, когда предрассветный туман рвёт на части крик. Немые не могут кричать, соображает Джо.
Они просто молча умирают.

А это значит, что сегодня утром город не досчитается пересмешника.

**

Джо знает её. Разумеется, знает, МакКинли не настолько большой город, чтобы в нем оставались незнакомые лица. Тем более невозможно не знать одну из пересмешниц.

Квинн Фабрей сидит на земле, прислонившись спиной к стене, и зажимает рукой живот. Красное пятно разбегается по белой ткани платья под её пальцами. Джо бросается к ней, пытаясь жестами показать, что должен позвать на помощь, шарит по карманам в поисках клочка бумаги и карандаша, чтобы всё ей объяснить и сказать, что все будет хорошо, но она просто качает головой.
— Не надо. Не спрашивай ничего, — говорит Квинн, и её голос звучит тихо и безмерно устало. Джо вопросительно округляет глаза. Еще никогда в жизни он не жалел так сильно, что дар речи ему недоступен. — Ты можешь кое-что для меня сделать? — слабо спрашивает она, и Джо с готовностью кивает. Ему кажется, что что-то в её голосе заставляет его подчиняться: разум сигнализирует, что нужно сломя голову нестись за помощью, иначе будет поздно, но ноги просто не слушаются.
— Наклонись, — командует Квинн, и послушно Джо склоняется перед ней. — Закрой глаза, — на сей раз это звучит больше как просьба, нежели приказ, и Джо торопливо закрывает глаза, чувствуя, как холодные пальцы размазывают пепел по его щеке, а сухие губы прижимаются к его губам. Квинн настойчива, и Джо не хватает воздуха — кажется, глотку дерут десятки острых иголок. Кажется, эти десятки острых иголок отчаянно просятся наружу, ищут выход, и Джо просто приоткрывает рот, выпуская их на свободу.
— Что происходит? — словно со стороны слышит он свой собственный голос. Иголки превратились в слова — хриплые, непривычные, топорные — и «что происходит?» на самом деле не то, что он хочет сказать в первую очередь, но так же ему не хочется, чтобы слова «Ты умираешь» были его первыми словами в этом новом мире. Квинн снова улыбается и просто молчаливо пожимает плечами, слегка поморщившись от боли, которую вызвало это движение.
— Что ты сделала? — спрашивает Джо, все еще прислушиваясь к своим словам. — Нечистый не может быть пересмешником, об этом всем известно, — начинает Джо, но Квинн берет его руку в свою, крепко сжимает ладонь и закрывает глаза. Слова душат Джо — он не умеет говорить, он не знает, что говорить умирающим.

Он не обращает внимания на приближающийся собачий лай и просто держит Квинн за руку, пока её сердце не останавливается.

Солнце восходит, когда псы добираются до него — тычутся холодными носами в ладони, мокро облизывают щеки, но со скулежом и виноватыми мордами сдают назад при появлении людей со свистками.

Город пришел за мертвым пересмешником и нашел Джо с окровавленными руками.

**

Джо никогда раньше не видел Титанов, судей города МакКинли.
Он видел лишь различные сплетни и слухи, украдкой записанные карандашами на обрывках газет и форзацах книг, — одни ужаснее и одновременно нелепее других.
Слухи о том, что когда-то Титаны МакКинли могли говорить, как и пересмешники, но, чтобы доказать свои равенство и справедливость остальным жителям города, зашили себе рты и больше не проронили ни звука с тех пор.
О том, что стежки на губах получились неровными — будто швы накладывали дрожащими руками — но вот это уже точно неправда, потому что у Титанов никогда не дрожат руки.
О том, что нити были белыми и красными — как официальные цвета города — но белых не стало в тот самый момент, когда иглы проткнули плоть, и титановое молчание пролилось кровью.

В камере Джо живут крысы. Не самая лучшая компания, но лучше, чем ничего, так что Джо говорит-говорит-говорит с ними всё то время, которое его держат под стражей. Джо разговаривает со своими своеобразными сокамерниками, пока голос не устает и не хрипнет, пока соседи не начинают стучать в стену, таким образом выражая просьбу заткнуться. Джо думает, что это очень похоже на то, как проходили все его допросы. Он говорит правду — но ответом ему служат только крепкие удары кулаками по столешнице да строгие записки «Не смей врать!»

Иногда ему кажется, что его правда делает другим людям больно, потому что когда Джо в сопровождении конвоя ведут через весь город к зданию суда, на улицах собирается праздная толпа.
В их ненавидящих глазах Джо отчетливо читает: «Умри».

**

Джо уверен, что Титаны будут похожи на людей с собаками и свистками, но это не так. На самом деле вид Титанов соответствует слухам ровно настолько, чтобы эта схожесть превратила слухи в правду.

У них красные уродливые, молчаливые рты и чуть безумные глаза, и Джо никогда бы не подумал, что справедливость выглядит именно так.

Титанов пятеро — и такое количество неслучайно: в их решениях никогда не бывает компромиссов. Никогда не бывает ничьих. Никогда не бывает серого между черным и белым.

— Я не убивал, — говорит Джо, пока Титан Хадсон внимательно наблюдает за ним, склонив голову.
— Я не убивал, — повторяет Джо, на сей раз — для Титана Адамса.
— Она не хотела помощи, я ничего не мог сделать, — отвечает он вслух на записку переданную ему обвинителем. — Невозможно что-либо сделать, если пересмешник этого не хочет, вы же знаете!

«Судьи удаляются для вынесения приговора», — поднимает табличку секретарь. Видимо, Титаны единогласны в своем мнении, возвращаясь в зал заседаний спустя почти час.

«Виновен», — самое громкое, самое оглушительное из всех невысказанных слов.

«Мы подадим на апелляцию. Еще не всё потеряно», — пишет ему адвокат, и Джо горько ухмыляется.

Титаны не просто немы: они глухи и слепы, и между черным и белым никогда не бывает серого — только красный.

Как кровь, моток ниток и правосудие.

**

Джо не знает, кто приказывает ему бежать: возможно, его адвокат обрел голос, возможно, крысы в камере решили, что их знакомство стало достаточно близким, чтобы заговорить с ним. Джо правда не знает. Но все равно пихает скованными руками конвоира и идет за голосом. Вслед ему раздаются выстрелы, и если что-то и жжёт сильнее приказа бежать, то это пули в спине.

Джо падает и готов поклясться, что слышит, как пересмешники поют в его честь.

**

В МакКинли осталось всего девять пересмешников, и это слишком мало, чтобы позволить этому городу стоять, поэтому ночью МакКинли горит, как и многие города до него, как и многие после него.

— Радуга съела весь город, — тоскливо жалуется Бриттани, набирая горсть пепла в ладони. — И совсем-совсем ничего не оставила, — добавляет она, сдувая его с рук своих.
— Нам пора, — касается её перепачканной руки Сантана.
— Мне здесь нравилось, они разрешали мне рисовать на листовках, — замечает Бриттани.
— Давай же. В следующий раз я позволю тебе самой поджечь, — настаивает Сантана.

И песнь пересмешников взмывает вверх, принося всем, кто слышит её, и радость, и слезы, и смерть.

@темы: фанфик, PG-13

---

[Маршалл Ли]

._____.

Название: О том, о ком мы скучаем
Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: G
Размер: 404 слова
Пейринг: Купер/Квинн, Купер|Блейн
Жанр: ангст
Предупреждение: AU, OOC, ошибки автора.
Дисклеймер: Мерфи (с)
Саммари: «На его лице сияет голливудская улыбка, но в глазах одна лишь боль»

404

- Куп, - Блейн удивлен, что его старший брат стоит на балконе и курит уже не первую сигарету, если осмотреть все вокруг. – Куп, что ты делаешь? Зачем куришь?

Купер молчит, продолжает затягиваться и выдыхать струйки дыма. Для Блейна это не впервой, но курящий брат – это вымирающий вид китов из океана. Редкость. Есть две причины, по которой Андерсон-старший портит свои легкие:
- Куп, ты же знаешь, тебе нельзя курить. Зачем вообще? Ты берешь в руки отцовские сигареты, только когда у тебя провал в театре или же ты кого-то вспоминаешь, - Блейн щебечет, как настоящий соловей, чем всегда раздражал Купера.- Куп, не игнорируй меня.

- Вторая причина, - в ночном небе загорается первая звезда, и Купер вскидывает голову вверх, как раз в этот момент.
Блейн знает, тот загадывает желание. Всегда одно и то же. Только какое? Какое-нибудь личное и может связанное с прошлым. Это только догадки Блейна, ничего более.

- Помнишь смешную и милую девчонку, с которой ты дружил с детского сада аж до… до того, как перевелся в Далтон? – Купер тушит сигарету и поворачивается к нему. На его лице сияет голливудская улыбка, но в глазах одна лишь боль.

Блейн редко видел брата таким, таким подавленным и грустным. Он плохо знал его. Тот много времени проводил на курсах, потом на кастингах, позже на съемках. Вся жизнь Купера Андерсона – съемки в кино и спектакли в театре.

- Люси? – неуверенно говорит Блейн, ощущая, что сейчас будет горькая тирада о воспоминаниях.

- Да, она. Я видел ее недавно. Она стала красавицей, - Куп мечтательно посмотрел в небо, как будто его желанием была именно эта встреча.

- Ты говорил с ней? – Блейна почему-то не радует такой поворот разговора, тем более о ”Люси”.

- Нет. Побоялся… Принцесса с зелеными глазами-диамантами, - Купер говорит отрывистыми словами-предложениями, никак не связанными друг с другом.

Блейн вспомнил. Вспомнил, как брат ухаживал за ней, как много говорил о ней, как глаза его светились, когда она появлялась перед ним… Вспомнил, как краснели ее щеки, если их взгляды пересекались… Он вспомнил: еще тогда он понял, будучи четырнадцатилетним мальчишкой с длиннющими кудрями, что его братец Куппи влюбился в его лучшую подругу малютку Люси.

- Куп, ты… Ты все еще…? – он не решается спросить напрямую.

- Да, - коротко отвечает Купер и, собираясь уходить, он говорит:
- Я так по ней скучаю…

Его брат, однажды написал книгу, которую никому не показывал. Блейн видел ее и читал. Книга о людях, по которым мы скучаем. Очень грустная книга, но с открытым финалом.

Название: Чистый лист и пятна прошлого
Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: G/PG
Размер: 613 слов
Пейринг: Купер/Квинн
Жанр: романс
Предупреждение: AU, OOC, ошибки автора.
Дисклеймер: Мерфи (с)
Саммари: «У нее было, что вспомнить».
От автора: для Jackie.

613

Йель. Прекрасней места Квинн и не могла найти. Здесь никто ее не знает. Здесь никто и может никогда не узнает о ее беременности. Здесь никто ничего не скажет о ее репутации.

Йель. Новое место, новая глава в жизни Квинн Фабрэй. Никакого Огайо, никакой Лимы, никакого МакКинли. Только она и учеба.

Уже год, как она здесь. Уже год она не видела бывших друзей, только Рэйчел, Курта и Блейна. Всего два часа езды и они проводят совместные дни, вспоминая былое. Квинн не хочет возвращаться обратно, не хочет, чтобы то прошлое ее догнало.

У нее было, что вспомнить. Отчасти эта страница связана с Блейном, точнее с его братом. Она бы и не вспоминала о нем, если бы его появление в Йеле не произвело на нее должное впечатление.

Он был одним из ее преподавателей. Ей было неуютно, неловко, некомфортно, иногда, она краснела, если он смотрел на нее.

Квинн не рассказала Блейну о том, что его братец Куп ее учит, так как думала, что тот знает. На деле оказалось, что это не так. Купер никого из родных не посвятил в этом.

Она старалась не говорить с ним ни о чем, лишь о занятиях и книгах, и то, только на уроках. Встретится с ним в коридоре, и сказать такое простое ”доброе утро” или ”добрый день” было для нее чем-то новым.

Сердце стучало, оповещая, что вот, Квинн Фабрей, твоя первая любовь снова тебя преследует, и ты никуда не денешься, и не убежишь. Ее спасали лишь выходные и редкие каникулы.

Есть маленькая подлость в жизни: как бы ты не старался – прошлое вернется. Ладно, ей удавалось что-то делать и не обращать на него внимания, но здоровье подвело! Она пропустила пару занятий и ей надо было сдать что-то.

Все было бы хорошо, если бы миссис Эст была ее учительницей, а не мистер ”я тебя помню, ты не убежишь” Андерсон. Важным был один момент: удержаться под пристальными взглядами голубых глаз.

Она сдала, она собиралась уходить. Вся на иголках, идя по коридору, Квинн не сразу услышала, как ее окликнули.

- Мисс Фабрэй, не хотите выпить чашку кофе в местном кафе? – этот голос, такой звонкий и приятный. Купер ее догнал и не опять, а снова.
- Если и вы хотите, мистер Андерсон, то я только за, - еще чуть-чуть и ее голос бы дрогнул. Как только она повернулась – он был прямо перед ней, совсем близко. Она могла коснуться его.

Глупая пауза, глупая тишина. Он сжимает и разжимает стаканчик кофе, поминутно поглядывая из-под андерсонских бровей на нее, ожидая, что она сделает то же самое.

Квинн смотрит на свои руки, которые она греет с помощью стаканчика с горячим напитком. В ее сознании уже все образовалось: она посмотрит на него и пропадет на долю секунды, пока ее глаза не вернутся к осмотру замерзших рук.

- Мисс Фабрэй, вы…
- Можно на ”ты”, если вам так удобно.
- Квинн, что ты здесь делаешь?

Ее глаза немного расширяются, кончики пальцев от кофейного тепла покалывают, время останавливается. Зачем он это спросил? Какова причина?

- Начинаю жизнь с чистого листа.
- Йель твой чистый лист?
- А ты пятна прошлого.
- Довольно яркие пятна.
- С этим я соглашусь, Купер.

Невольно начинается беседа. Они смеются, вспоминая совместное времяпровождение. Купер, вспоминает, какие смешные короткие хвостики у нее были, а Квинн – сколько у Купа было галстуков-бабочек, которые перешли в ”наследство” Блейну.

Он провожает ее домой. Его поцелуй в щеку был лишним, ведь ей хотелось еще.

Он просто подарил ей улыбку и скрылся в свете фонарей, а Квинн еще долго стояла и смотрела на удаляющуюся фигуру.

Утром ее ждал сюрприз. Букет белых роз лежал на пороге дома. Была записка. По размашистому почерку, ей сразу стало ясно кто это. Он всегда всем отличался.

Купер Андерсон ее маленькое прошлое. Может единственный фрагмент, который она бы не стала забывать.

Название: never coming home
Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: G
Размер: 886 слов
Пейринг: Купер/Квинн, Квинн|Рэйчел
Жанр: ER, POV, angst, drama, romance
Дисклеймер: Мерфи (с)
Предупреждение: ошибки автора.
Саммари: «Ничего хуже измены нет, и Купер убедился в этом».
От автора:

баннерчик-с.

886

Ничего хуже измены нет. Нет, я ошибся, есть. Ничего хуже измены из-за алкогольного опьянения нет. Это говорю вам я. Это говорю вам я, тот, кто это пережил. Я был бы даже счастлив, если бы мне изменили, таким образом, но я сделал это сам.

Я не помню когда, я не помню как, я не помню с кем, я не помню почему. Я помню только то, что потом потерял любимого человека. Мне никогда не было так стыдно. Меня никогда не мучила так совесть, как тогда.

Меня бросил человек, которого я любил так, как никого ранее. Любил, все еще люблю, не смотря ни на что, и буду любить, как бы не страдал. Я знаю: виноват я в своих страданиях. Я знаю: я ничего не верну и страдать не перестану.

В моей голове, по сей день, остается тот стук двери. То, как она захлопнула за собой дверь… Это был конец. Я понял это раньше, но та дверь сказала мне: ”Купер, ты ее не вернешь. Натворил ты дел”. ”Дверь” была права. Я ничего не смог вернуть или исправить.

Она собрала вещи. Молча. Ее молчание была убийственным. Я не знал, что она думает, что хочет сказать по этому поводу. Мои извинения никак бы не помогли. За что мне извиняться? За то, что я не помню? За то, что я никогда не вспомню? За то, что я сделал по ошибке?

Я знаю, что я эгоист. Я знаю, что таких эгоистов, как я надо поискать. Я знаю, что кроме меня некого винить в случившемся и последующих событиях. Я знаю, что ничего бы не исправил, даже если обернул время вспять. Не только потому, что это невозможно, а еще и потому, что я не помню событий той ночи.

Нет, я помню что-то. Фрагменты. Фрагменты, связанные с той, что меня бросила. Помню ее глаза. Помню, сколько боли было в них. Помню, сколько слез было в них. Помню, как она сорвала голос. Помню, как я пытался ее успокоить. Помню, как она кричала. Помню каждое ее слово. Помню каждое не выговоренное слово из ее уст. Помню, как она билась в истерике, в моих руках. Помню, как просила отпустить. Помню, как сказала, что больше не вернется.

Помню все и не помню ничего. Но та дверь… Тот звук отдается у меня не только в голове, но и в сердце. И даже не звуком, а просто болью. Как будто взяли самую маленькую острую иголку и засунули в самое сердце. Ее не вытащишь. Она такая маленькая… Такая маленькая и недостижимая. Такая…

Она ушла, так и не вернувшись домой. Я знал, что она у Рэйчел. Только Рэйчел могла ее успокоить. Без слов, просто обняв. Мне часто хотелось иметь эту способность, как у Рэйчел Бэрри. Уметь успокоить человека ничего не делая при этом.

Я знал, что Рэйчел поможет ей. Я знал, что Рэйчел ее не оставит. Я знал, что Рэйчел заглушит всю ее боль. Я знал, что парень Рэйчел – Майк – станцует для нее, чтобы ей стало весело. Я знал так много. Я знал так мало.

Она не приезжала, чтобы забрать остальные вещи. За нее это сделала Рэйчел. Она не сказала мне ни слова, просто смотрела своими карими глазами, и мне казалось, что она умоляет меня что-то сделать. Что я мог сделать? Этого я не знал.

Я пытался. Я, правда, пытался. Я вспомнил, как ухаживал за ней. Я всегда помнил, какие цветы она любит, что она любит. Я хотел устроить ”первое” свидание. Она не вышла: осталась у Рэйчел.

Я говорил с Рэйчел. Вернее, только я говорил – она молчала. Почему женское молчание столь мучительное? Ответ не последовал.

- Она подала на развод, - сказал Блейн.
- Она выкинула обручальное кольцо, - сказал Себастьян.
- Она, если бы не я, спалила бы все твои фотографии, - сказала Рэйчел.

После слов Блейна, мне позвонили. Развод так развод.

После слов Себастьяна, на суде, когда мы делили все, что нажили вдвоем, я видел, что кольца нет.

После слов Рэйчел, я зашел к ней, когда ее не было в доме – фотографии лежали в коробке и были обгоревшими.

Потом все кончилось на совсем. Она уехала вместе с театральной труппой Рэйчел и Майка. С тех пор я ее не видел.

Прошло три года. За эти три года я ни разу не слышал ее голос. За эти три года я ни разу не видел ее божественных глаз. За эти три года я ни разу не видел ее вообще.

Любовь – это горький черный шоколад. Я объелся им достаточно, но мне хочется еще. Мне не нужен новый сорт горечи – я хочу испробовать старый. Вспомнить его вкус. Мой шоколад – это сплошное горькое чувство вины. Это чувство противное, но без него я уже не могу…

Я, Купер Андерсон, самодовольный, с завышенной самооценкой, эгоист до сих пор ее люблю, до сих пор имею надежду на счастливый конец.

Я думаю ней каждую ночь, каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Я везде вижу ее. Когда я на улице, мне кажется, что она везде. Она везде – в любой встречной девушке.

Психолог говорил, что у меня стресс. Все они говорят одно и то же. Все и всегда.

И сейчас лежа в полной темноте, смотря в потолок, пытаясь найти в нем ответы, я думаю, что может это к лучшему? Не страдания, а перемены?

Ответ приходит сам собой: звонит телефон.

На часах 5 утра; все должны спать, не так ли? Кто это может быть? Номер знакомый, но в телефонной книге его нет. Он помнит его наизусть.

- Купер? Привет, это Квинн. Ты не занят?

@темы: коллаж, фанфик, G

---

[Эви]

Автор: Эви

Название: Все к лучшему
Пейринг: Сэм/Рэйчел
Рейтинг: PG-13
У Сэма глаза голубые, а волосы – светлые, но он все равно ни капли не похож на Квинн, чтобы там не говорили другие. И они отлично смотрелись вместе. Он ей подходил, просто вот как-то так не сложилось. Хотя вряд ли можно было это назвать виной Сэма.

Он думает, что правильно делать вид, что ему все равно. Потому что если кто-то начинает догадываться, что это не так, то сразу же начинает его жалеть. А Сэм не любит жалости, тем более по такому пустяку. С Финном он не разговаривает, просто потому что ему кажется, что если он скажет хотя бы слово, то Сэм разобьет ему лицо.

А Пак твердит только что-то вроде «расслабся, чувак», но Сэм и не напрягается, ему просто неприятно.

- Это больно? – Рэйчел подходит незаметно, так что он почти вздрагивает, оборачиваясь. У нее глаза, как у грустной лани – огромные, темные и печальные, и мягкие черты лица, как будто ее нарисовали акварельной краской. А взгляд тоже какой-то теплый, как солнечные лучи.

- Тебе лучше знать, - отвечает Сэм, и смотрит ей в глаза. В них нет ни капли сочувствия, или жалости, просто интерес и что-то еще, что Сэм никак не может разгадать.

- Может, все это к лучшему, - продолжает Рэйчел, направляясь куда-то в сторону, и ее юбка легонько задирается с каждым шагом.

- Может быть, - говорит Сэм уже ей в спину, хотя ему кажется, что это все как угодно, только не к лучшему.

В суботу они случайно сталкиваются в музыкальном магазине, когда покупают саундтрек к какому-то бродвейскому мюзиклу, и руки у них тянутся к последнему диску.

- О, возьми ты, я поищу в интернете, - бормочет Сэм, невольно осматривая Рэйчел. Она одета в клетчатую юбку, высокие гольфы и какой-то дурацкий синий свитер с вышитой на нем кошкой.

- Спасибо, - мягко отвечает Рэйчел и идет расплачиваться на кассу.

Сэм поздно понимает, что глупостью было не дать деньги за нее, ему почему-то кажется, что подарок был бы ей намного приятнее.

Он не понимает, как Финн так мог ее обидеть. Она же маленькая и хрупкая, и нет никого кто бы мог за нее вступиться. Тем не менее, Сэм знает, что она сильная, потому что итак выдерживает каждый день эти глупые оскорбления, и обливания холодным соком, и полное отсутствие друзей. И Сэм правда не знает, что из всего этого хуже.

- Держи, - Рэйчел появляется как всегда незаметно, но Сэм не пугается, а только приветливо кивает головой и берет из ее рук диск. – Я переписала тебе.

- Спасибо, хотя не стоило делать это из-за меня, - говорит Сэм, а его пальцы всего мгновение задерживаются на ее руке.

- Мне хотелось, - просто проговаривает Рэйчел, и убегает от него в очередной коридор.

Квинн как-то говорит ему что-то вроде «прости-прости-прости», но он только мрачно смотрит на нее, и проходит мимо.

Ему не нужны извинения, потому что извиняются только тогда, когда действительно раскаиваются или чувствуют жалость. Сэм сомневается, что она раскаивается, а ее жалость ему тем более не нужна.

В пятницу он случайно оказывается в кинотеатре вместе с Рэйчел, потому что идет марафон старых фантастических фильмов, и Рэйчел, на его удивление, оказывается таким же фанатом, как и он сам.

Они едят в темноте попкорн, и в зале почти никого, поэтому они приглушенно хихикают над происходящим на экране и Сэм инстинктивно чувствует, как она улыбается.

Рэйчел совсем не удивляется, когда он ее целует, слизывает с ее губ крошки от поп-корна, а губы у нее сладкие-сладкие, как карамель, и теплые. И еще она так приятно постанывает, когда он касается языком ее собственного, и проводит ним по ее нижней губе.

В понедельник Сэм думает, что она будет его избегать, или что это было просто для того, чтобы заставить Финна ревновать, или чтобы поднять себе самооценку, или еще что-то глупое из того, что обычно делают девчонки. Но Рэйчел наоборот только подходит к нему утром, и берет за руку, и ему даже ничего не хочется говорить.

На репетиции в хоре они сидят вместе, и рука Сэма невольно лежит на колене Рэйчел, так что Квинн только удивленно приподнимает брови, когда заходит в класс, а Финн бросает на них какие-то убийственные взгляды.

Сэму настолько плевать, что это даже странно, поэтому он смотрит только на Рэйчел, замечая, что она даже не глядит в сторону Финна. И от этого у него внутри словно пляшут какие-то маленькие сумасшедшие человечки.

На одной из перемен они целуются в подсобке, где скопом валяются всякие принадлежности для уборки – швабры, тряпки и моющие средства. И Сэм задирает этот ее дурацкий свитер с кошкой, и проводит пальцами по груди, и вся кожа у нее нежная и горячая, так что Сэм боится обжечьшся.

Он боится того, что все может закончиться как с Квинн, и что Рэйчел его просто остановит в какой-то момент и повернет обратно.

Но Рэйчел не останавливает, только дышит чаще, когда его рука касается почти невесомо ее бедра, и еще выше, так что Сэм почти задыхается от ощущения этого всеобъемлющего тепла.

Вечером Сэм обнаруживает себя в комнате Рэйчел, и у него почти болят глаза от всего этого розового великолепия, потому что – боже – у нее даже гитара розовая, и занавески на окнах.

Двери наглухо закрыты, поэтому Сэм не боится что кто-то может зайти. Так что он целует-целует и целует ее, закрывая глаза, и мягко обнимая ее за талию. Рэйчел почти невесомая, как будто ее и вовсе тут нет, но все равно есть, потому что все ощущения настолько реальны, что почти болезненны.

Они оба все делают, как на выдохе, как будто они оба преступники, и у них остался час до смертной казни. Поэтому Сэм даже не удивляется, когда Рэйчел снимает с себя этот уродливый синий свитер, открывая под ним простой белый лифчик.

И Сэм не может устоять, чтобы не прикоснуться к ней.

Так они продолжают – касаются руками и губами всего, к чему могут дотянуться, и вечернее солнце мягко проникает сквозь приоткрытые жалюзи, освещая их маленькими фрагментами.

Сэм в какой-то момент чувствует, что ему теперь совсем не больно. И может быть, может быть все действительно к лучшему.

Название: Дождь размоет прошлое, как акварельные краски
Пейринг: Пак/Рэйчел
Рейтинг: R
У нее взгляд глупый-глупый, когда она смотрит на него, и Пак пересчитывает ресницы на ее глазах. Глаза у нее большие и карие, как будто нарисованные, и ресницы, как нарисованные, и губы – припухлые и влажные – тоже, как нарисованные.

Рэйчел вся состоит из штрихов грифельным карандашом, когда у нее плохое настроение, или заляпанная акварельными красками, когда хорошее. Так что Пак каждый раз удивляется, что у нее по сто выражений лица в минуту, и он не может поймать ни одно из них.

- Мне нужно, чтобы ты позанимался со мной над своей партией в этой песне, Ноа, - ей всегда нужно, и она просто ставит перед фактом, а не спрашивает. И в этом все дело.

Квинн тоже никогда не спрашивала, просто сомневалась чаще и это единственное, что в ней не нравилось.

Рэйчел не сомневается, а берет то, что ей нужно, не обращая внимания на мелкие или не очень препятствия.

- Если только потом твой язык окажется у меня во рту, то я согласен, - вальяжно раскинувшись на стуле, говорит Пак и ухмыляется.

Рэйчел вздыхает.

- Тебе следует попрактиковаться над своей манерой изъясняться, Ноа, это не очень вежливо, - Рэйчел нервно поправляет юбку, одергивая ее, потому что она постоянно задирается вверх, обнажая одну из ее убийственных ног.

Пак рисует в голове картинки, потому что Рэйчел нарисована акварельными красками, и он не может иначе.

- Расслабься, Бэрри, я буду паинькой, - поправляется Пак, и возвращается к своей тетрадке по английскому, потому что, в самом деле, нужно запретить Рэйчел носить блузы с таким вырезом, иначе он рискует ослепнуть.

- Сегодня после школы? – уточняет Рэйчел, наклоняясь к нему, так что он чувствует запах ее шампуня – какого-то фруктового – апельсинового?

- Окей, - соглашается Пак, кивая, и со всех сил сдерживает себя, чтобы не поднять голову. Пак знает, что Рэйчел в курсе, что это в его стиле – пялиться на ее грудь, отпуская пошлые шуточки, и именно поэтому он продолжает проверять свою домашнюю работу.

В ее комнате Пак привычно перечитывает имена актеров из оригинального бродвейского состава «Энни» - на постере, висящего возле ее кровати, а Рэйчел роется в кипе бумажек, разбросанных по столе.

- Время – девушки, Бэрри, - лениво протягивает Пак, рисуя взглядом витиеватые линии по ее телу. Больше всего ему хочется выписывать их пальцами, так чтобы она задыхалась, закусывая ладонь, чтобы не кричать.

- У тебя все в жизни сводится к сексу, Ноа? – спрашивает она, и грустно смотрит своими большими, печальными глазами, так что Паку почти становится не по себе.

- Это хорошая единица измерения, знаешь, самая честная, - говорит он, и проводит пальцами по ее цветастому покрывалу, пробуя его на ощупь. – И все счастливы.

- Кроме тех, кого ты бросил, - отрезает Рэйчел, выуживая, наконец, нужную бумагу – текст песни.

- То есть, ты считаешь, что без меня они несчастны, Бэрри? Они все равно остались довольными. Так что подумай, прежде чем отказываться, - произносит Пак, а она краснеет.

В ее комнате полумрак, и музыка играет очень тихо, так что Паку чудится, что ее и вовсе нет, потому что она почти не слышна. И Рэйчел тоже нет, потому что она почти не видна в этой темноте. Да и его самого не существует, потому что он перестает себя ощущать.

Они репетируют. Он играет, она поет и этим они представляют идеальный тандем, потому что его голос очень подходит к ее, и наоборот.

И потом – хотя Рэйчел только и шепчет, что нет-нет-нет – он целует ее - нарисованные - губы, а пальцы его путаются в ее волосах, которые так и норовят упасть на лицо, и его губы так же идеально подходят к ее, как и голос.

Нет-нет-нет.

В понедельник Квинн возвращается в группу поддержки, на что ему, собственно, совершенно плевать, но он слушает, кивая головой, и смотрит в ее глаза, потому что они красивые и она красивая, и Паку приятно на нее смотреть.

- Ты меня слушаешь? – переспрашивает Квинн, потому что взгляд у него пустой и отсутствующий, так что создается впечатление, что он думает о чем-то своем.

- В чем проблема? Ты хочешь услышать мое одобрение? – спрашивает Пак, раздражаясь. – Тебе же всегда нравилось находиться в местах, где тебя не ждут, Квинн, так в чем проблема?

За окном идет дождь, а Квинн молчит, так что Паку слышен только звук капель, ударяющихся об стекло.

На уроке истории Рэйчел приходит смс.

Сегодня после школы?

Она отвечает что-то вроде даже не надейся, но Пак привык собирать все ее «нет» языком с ее рта, поэтому только ухмыляется.

- Я все еще думаю о Джесси, - шепчет Рэйчел и смотрит в окно – и там привычный дождь. И стук капель об оконное стекло совпадает с биением ее сердца, когда он проводит там ладонью.

- Значит, чтобы влюбить тебя в себя, нужно всего лишь забросать яйцами, да? – язвит Пак, и краем глаза замечает, как тускнеет ее взгляд. – Перестань, Бэрри, я до сих пор жалею, что не испортил его смазливое личико.

Он затыкает поцелуями все ее возражения, и вытирает рукой с кожи всю память о Джесси. Потому что Рэйчел до сих пор помнит, как он ее целовал, и Пак невольно прочерчивает пальцами дорожки, до которых касался Джесси.

- Нет-нет-нет, - шепчет Рэйчел, задыхаясь, когда он проводит рукой по внутренней стороне ее бедра. – Нет.

- Что тебе терять, Бэрри? – спрашивает Пак, и смотрит ей в глаза.

- Саму себя?

Он не находит слов, чтобы сказать что-то на это.

- Не смей обижать Рэйчел, - Квинн выглядит раздраженной, и ее пальцы крепко сжимают его руку.

- Тебе-то что? – удивленно уточняет Пак.

- Просто отстань от нее, Пак, - уже спокойнее говорит Квинн, разжимая пальцы. – Ты не знаешь, сколько ей осталось до того, чтобы сломаться.

За окном уже привычно барабанит дождь, и Пак хмурится, потому что его уже достала эта погода. Рэйчел не обращает на это ровно никакого внимания.

Ее голос, как ручей, струится вокруг него, окутывает, как туман, оказывает какое-то дурманящее действие, и Пак просто не в силах сделать ничего, кроме как пытаться найти пальцами этот голос, проводя ими по ее телу, и пробует его на вкус, дотрагиваясь языком к пульсирующей жилке на шее.

- Нет-нет-нет, - говорит Рэйчел, но он упрямо тянет вверх ее кофточку, так что почти касается пальцами ее кружевного лифчика, а Бэрри дергается назад, отступая, но он не останавливается и, в конце концов, на ее глазах появляются слезы.

- Господи, - говорит Пак, убирая руки. – Что он с тобой сделал?

Нет-нет-нет.

- Слушай, - они с Квинн сидят в пустом классе, и он пытается научиться «правильно изъясняться», как говорит Бэрри, но ничего не выходит. – Что у нее было с этим пареньком Джесси?

- Они встречались, - отвечает Квинн.

- Не прикидывайся дурочкой, Фабрэй, - раздражается Пак. В последнее время он постоянно заводится из-за любого, что касается Рэйчел, так что это начинает даже его беспокоить. – Что у нее было с ним?

- Они не трахались, - грубо говорит Квинн, потому что ее уже достали эти вечные расспросы про Рэйчел, они роятся вокруг нее, как стая диких пчел, жаля каждый раз, как будто она в одну секунду стала ее лучшей подругой. – Как и с тобой, да?

Ему не понятно, что он от нее хочет, но когда Пак смотрит на Рэйчел, ему кажется, что он мог бы это делать вечно.

То, что она как-то позволяет ему касаться ее груди – не через ткань джемпера – и она теплая и нежная, и стоны Рэйчел еще приятнее ее пения, огромный шаг вперед.

А потом он повторяет путь своих пальцев языком, так что Рэйчел запрокидывает голову назад, обнажая шею, и Пак думает, что еще чуть-чуть и она сдастся.

Нет-нет-нет.

В конце концов,

нет-нет-нет.

у нее тоже есть потребности, и - нетнетнет – желания. И она тоже не может вечно сидеть в запертой комнате в своей голове, смотря на фотографию Джесси.

Рэйчел стонет.

- Что? – спрашивает Пак, и его движения становятся все настойчивее и грубее. – Что ты хочешь, Бэрри?

- Господи, - она все-таки задыхается, и он видит, как ее глаза застилает пелена желания. – Пожалуйста, прекрати все сейчас.

В хоровом кружке обстановка напряженная, почти неестественная, так что Пак не поднимает головы от своей гитары, наигрывая любимую песню Рэйчел – почти бессознательно.

- Нам надо заниматься, - говорит мистер Шустер, и глаза его усталые и тусклые. – Еще и еще, если хотим добиться результата.

Все кивают, а Рэйчел говорит что-то о сплоченном командном духе и упорной подготовке, только ее никто не слушает.

Никто никогда ее не слушает.

В следующий раз он не приходит к ней домой, как договаривались, потому что больше не в силах этого выносить. Как будто она сидит в мыльном пузыре, не подпуская никого на расстояния вытянутой руки, и вместо звуков у нее там внутри играет саундтрек из любимого мюзикла.

Пак считает пропущенные звонки на телефоне.

В школе Рэйчел находит его в мужской раздевалке после тренировки, когда там уже никого нет, а он переодевается, стоя возле шкафчика в одних джинсах.

- Ты пропустил репетицию, - обиженно шепчет Рэйчел, а взгляд ее бегает по его телу, так что Пак просто не может этого не заметить.

- Это не репетиция, Бэрри, это мои «да» и твои «нет», и, честно говоря, мне уже плевать, - отвечает Пак, замечая, как дрожит ее нижняя губа, как будто она сейчас заплачет. – Я не слишком хорош для Квинн, потому что я еще один неудачник из Лимы, не слишком хорош для Сантаны, потому что у меня плохие оценки. И для тебя я, видимо, тоже не слишком хорош.

- Ты, - начинает Рэйчел, но останавливается. – Ты ни черта не понимаешь, Ноа.

- Я понимаю, - он опирается на шкафчик спиной, натягивая футболку. – Можешь падать на колени перед своим замечательным Джесси, может быть, он поймет, какая ты охренительно чудесная для него.

В следующую секунду вместо ожидаемой пощечины он чувствует вкус ее поцелуя на своих губах, вперемешку со слезами, которые катятся по ее щекам, и он пробует-пробует и пробует.

Ручка шкафчика больно упирается ему в спину, но это неважно, потому что он проводит пальцами под ее юбкой – по внутренней стороне бедра – и выше, пока не отодвигает в сторону ткань трусиков, и не касается ее.

Рэйчел задыхается и поцелуи ее отчаянные и потерянные, как и она сама, а вокруг них лопается этот чертов мыльный пузырь, окутывая их разноцветными брызгами и акварельной краской.

- Да? Да? – спрашивает Пак, хотя уже знает ответ, но ему нужно увидеть его в ее глазах.

Рэйчел утвердительно кивает и через несколько минут уже дрожит в его руках, пряча лицо на изгибе шеи и плеча.

Она вся нарисована акварельными красками, глупыми словами – Ноа, а не Пак – но он улыбается, потому что в этот самый момент чувствует, что теперь тоже запачкан ими и никто в мире уже не сможет стереть разноцветные акварельные разводы с его тела.

Название: Зеркальное отражение
Пейринг: Себастиан/Сантана
Рейтинг: PG-13
Это было так ожидаемо, что Сантане даже не надо было гадать на картах, чтобы об этом узнать. Если ей понравился парень, чего быть теперь не должно, то он обязательно должен оказаться геем. С другой стороны, Себастиан ей не нравился, он вызывал у нее странное смешанное чувство – хотелось прижать его к стене и ударить, или поцеловать, или и то, и другое, так что она вконец запуталась.

- У Блейна есть какие-то грязные секретики? – они пьют кофе в той забегаловке, где он впервые познакомился с Куртом. Они формируют вместе какое-то подобие то ли дружбы, то ли еще чего-то, Сантане трудно разобраться.

У него гнусная ухмылка, и с этой налакированной челкой он похож на какого-то сказочного лиса. Но никак не на натурала, пусть даже Себастиан обвиняет Курта в том, что у него типичное лицо голубого.

- У Блейна? Он же как какой-то долбанный Питер Пен, о чем ты? – Сантана делает большой глоток, и считает клеточки на скатерти.

- Так будет труднее, но даже интереснее, во всяком случае, я думаю, что он до смерти устал от Тинкербелл Хаммела, - он снова ухмыляется, и латиноамериканка только стискивает зубы покрепче, чтобы не сказать ему что-то грубое.

Они слишком похожи. Даже больше, чем ей бы этого хотелось. Когда она разговаривает с ним, то ей кажется, что она смотрит в свое зеркальное отражение, и оно мужского пола.

Наглость – есть, хамство – есть, абсурдная уверенность в себе – да.

Когда Сантана видит его в третий раз, он околачивается возле входа в Маккинли, и курит какую-то дорогую сигарету, делая короткие затяжки.

- Ждешь кого-то? – она почти задыхается от едкого дыма, но все равно подходит достаточно близко для того, чтобы рассмотреть в деталях его смазливое личико.

- Блейна, конечно же, - коротко отвечает он, выпуская в ее лицо струйку дыма. У Сантаны все внутри закипает от имени этого чертового Блейна и она почти желает, чтобы он никогда здесь не появлялся, чтобы она никогда не встретила Себастиана. – Как Бритт?

- Все еще решает, кто ей нужен на самом деле, - отвечает Сантана, поправляя юбку, и замечая как он проводит взглядом это ее движение.

- Знаешь, они как лошади с шорами на глазах, бегут напролом вперед, не видя, кто рядом с ними и не зная, что там впереди они не встретят никого более достойного, - Себастиан сказал это почти серьезно, кивая головой в сторону Блейна.

Они слишком похожи. Черт, у них даже имена похожи, и Сантану не может это тревожить. Она в который раз напевает в голове песню, которую они пели в окружении двух виолончелистов, и латиноамеринка до сих пор забыть не может как сильно у нее билось при этом сердце.

Проклятье. Черт. Черт-черт-черт.

В четвертый раз она случайно заходит в кладовку уборщика, но остается незамеченной, потому что Себастиан так отчаянно целует Блейна, что даже Сантана чувствует как краснеет.

Он даже целуется так же, как она. Кусает нижнюю губу, прося разрешения, и грубо касается плеча Блейна, толкая его к стене.

Сантане кажется, что еще чуть-чуть и она расплачется. Но вместо нее плачет Курт. Рыдает, вытирая глаза большим клетчатым платком на очередной репетиции хора. Так, чтобы все узнали, что у него Драма. Блейн сидит в противоположном углу возле Пака, и даже тот как-то строго глядит на него.

Бедняжка Тинкербелл, ты слишком много щебетала и слишком мало обращала внимание на то, что творится у тебя под нос. Но кто посмеет винить тебя, когда рядом ошивается такой смазливый сказочный лис?

Они снова поют, теперь что-то из Металлики, и Сантана думает, что голоса их удивительным образом сочетаются, создавая какое-то подобие гармонии.

- И что? – говорит она, и дышит тяжело, как будто только что пробежала стометровку. – И что?

- Я его бросил, - небрежно отвечает Себастиан и снова по-дурацкому ухмыляется, как будто эта ухмылка намертво приклеена к его лицу.

- Тебе стало легче?

- Да мне все равно, плевать я на него хотел, и на его маленькую феечку, - протягивает он, поправляя галстук перед зеркалом.

И Сантана не выдерживает, рвет на себя его за ворот пиджака, так что он только удивленно вскидывает брови.

- Да как ты смеешь! – голос у нее прерывистый и пронзительный, так что она почти кричит.

- Тебе он не безраличен? – только и говорит Себастиан, хмурясь почему-то.

- Какой же ты придурок, Себастиан, - выдыхает Сантана, и тянет его за только что аккуратно уложенный галстук на себя, так что кусает за губы, выдавая это за поцелуй.

И они целуются, яростно сталкиваясь зубами, так что ей больно. Ей больно, когда его пальцы впиваются в ее лицо. И больно, когда он толкает ее к стене, и больно, когда зарывается пальцами в волосы.

- Могла бы и просто попросить, - чуть позже говорит он. И снова ухмыляется.

Они настолько похожи, что Сантане даже не больно от того, что завтра между ними больше не будет ничего. Потому что они настолько мгновенны, как зеркальное отражение. Хотя это тоже ожидаемо.

@темы: фанфик, R, PG-13

---

и я старенькое принес

[Пациент скорее мертв]

Автор: Рэбушко
Фандом: Glee
Тип: гет
Пейринг: Сэм/Мерседес
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс
От автора: Фик состоит из коротких отрывков по каждой серии второго сезона с 4 по 22 (кроме «Похорон»). История отношений Сэма и Мерседес, которую нам не показали.

Duets
Сэм Эванс – блондин, и это многое объясняет.
На уроке географии новенький путает Мексику и Нью-Мехико, на астрономии называет самой ближайшей к Земле звездой Луну, а на литературе цитирует отрывки из комикса «Пипец». Мерседес фыркает и смеется, хотя не может не признать Сэма миленьким. На уроке физкультуры он проходит мимо нее в футбольной форме и улыбается. Мерседес не может не улыбаться в ответ.
Через неделю Сэм присоединяется к хору.
– Ты такая… вау! – Говорит он на следующий день после того, как они с Сантаной пели «River Deep, Mountain High».
Мерседес снисходительно благодарит. Она знает, что она «вау». Хотя в глубине души, ей ужасно приятно.

The Rocky Horror Glee Show
Мерседес Джонс – черная, и это тоже многое объясняет.
На репетиции «Rocky Horror» она выкладывается на полную, с огромным удовольствием изображая чокнутого доктора-трансвестита. Ее энергетика распространяется на всех вокруг, даже на мистера Шу и мисс Пилсбери, которые не даже участвуют, а просто наблюдают. Мерседес играет главную роль и старается сделать так, чтобы и остальным было рядом с ней комфортно.
– Черта-с два, мистер Шустер! – Громко заявляет она и тащит за локоть смущающегося Сэма. – Если ему неудобно в таких коротких шортах, он не должен из-за этого мучиться!
Сэму и правда неловко, он даже не знает, от чего больше: оттого, что приходиться ходить по сцене почти нагишом, или оттого, что за него заступается девчонка.

Never Been Kissed
Сэму Эвансу нравится Квинн, и с этим ничего не поделаешь.
Они вместе уже почти неделю, никто даже не удивлен. Мерседес рада за них: за Сэма, которой смог найти себе девушку в новой школе, за Квинн, которая наконец-то начала выбираться из послеродовой депрессии. Помня о тех временах, когда Фабрей жила у них, миссис Джонс приглашает Квинн на чай с черничным пирогом. Конечно же, приглашение принимается.
– У вас это серьезно? – Спрашивает Мерседес у Квинн, когда они моют посуду.
– Я не знаю. Он очень серьезен в отношениях, меня это пугает. Я не думаю, что я пока готова к чему-то такому. Если честно, парень мне сейчас нужен только для того, чтобы стать королевой бала на выпускном, больше незачем. – Неохотно признается Фабрей.
Мерседес открывает рот, чтобы возмутиться, чтобы объяснить Квинн, что нельзя так поступать с Сэмом, но… это, в конце концов, не ее дело.
Но больше Квинн на чай не приглашают.

The Substitute
Мерседес Джонс с кем-то встречается, но в этом никто не уверен.
Курт рассказывал, что устроил ей свидание с парнем из футбольной команды, Энтони. Сэм его почти не знал – кроме как на поле, они нигде не пересекались.
– Ты уверен, что все будет нормально? – В очередной раз спрашивает он у Курта, встречаясь с ним в коридоре.
– Откуда такая забота?
– Просто беспокоюсь, – бурчит Сэм, и больше не лезет с вопросами.
Действительно, какое его дело? Он просто порадуется за подругу по хору, если у них с Энтони что-то получится, или разберется с ним, если он обидит Мерседес.
Да, точно. Так ему и следует поступить.

Furt
Сэм Эванс, возможно, не такой, каким его все считают.
Квинн прикладывает завернутый в полотенце лед к его синяку.
– Я так горжусь тобой из-за того, что ты сделал для Курта, – с нежностью произносит она, и другие девушки ее поддерживают.
Даже с подбитым глазом после драки с Карофски Эванс остается бесконечно милым.
Мерседес думает, что Квинн ужасно повезло, возможно, повезло даже чуть больше, чем та сама думает. Не каждому хватит смелости пойти и заступиться за человека, с которым ты едва знаком.
– Ты повел себя настоящий мужчина, Сэм, – искренне говорит Мерседес.
И несмотря на холодный лед щеки Сэма все равно краснеют.

Special Education
Мерседес Джонс, возможно, не такая, какой кажется.
Соло на Отборочных Сантана получает без проблем, не встретив практически никакого сопротивления. Рэйчел, конечно, ломает комедию и строит из себя героиню драматического спектакля, но мистер Шустер держится своего странного плана.
На вопрос Сэма о том, почему она не боролась за соло, Мерседес отвечает:
– Я почти привыкла. Мы одна семья, и у каждого из нас должен быть шанс. Я думаю, ты, Квинн, Сантана… вы хороши, ребята. А я вполне могу спеть и на Региональных, если Рэйчел только не решит из-за этого выброситься из окна или еще что-нибудь такое выкинуть. Они смеются, и Сэм понимает, что Мерседес и на Региональных петь не будет. Он и подумать не мог о том, что эта гордая поющая об уважении девушка так дорожит отношениями в хоре, что готова жертвовать своими желаниями.

A Very Glee Christmas
Сэм Эванс не слишком верит в чудеса, и это ужасно странно.
Он скептически относится к идее Арти сводить Бриттани к «настоящему» Санте, а в торговом центре, сидя на коленях у стареющего негра в красном костюме, просит на Рождество только гигиеническую помаду.
– Ты мог бы быть помягче, хотя бы ради Бриттани, – делает замечание Мерседес.
– Ты не знаешь, что со мной, – резко отвечает Сэм.
Резче, чем надо было бы.
О том, что его семья потеряла дом, Мерседес узнает только через несколько месяцев. Да, пожалуй, поводов верить в чудеса у Сэма было мало, но…
– Знаешь что, парень, – заводясь, начала она. – Я, может, не зубная фея, но точно знаю, что чудеса бывают. И если тебе плевать на то, есть они или нет, прояви хотя бы немного У.В.А.Ж.Е.Н.И.Я. к Бриттани и ее вере.
Через час Сэм предлагает Арти поговорить с тренером Бист и устроить для Бриттани настоящую встречу с Сантой.

The Sue Sylvester Shuffle
Мерседес Джонс сдается, и это просто невероятно.
Напряжение перед финальным матчем растет. Сэма уже тошнит даже от его собственной форменной куртки, остальных футболистов он попросту не может видеть. Члены хора и спортсмены грызутся из-за всякой ерунды, все нервничают и срываются друг на друге. Вчера Финн наорал на Квинн, и Сэм с ним чуть не подрался. А сегодня его облили слашем хоккеисты, решившие, что теперь они в этой школе на вершине.
Мерседес молча помогает Сэму вымыть фруктовый лед из волос. Только в конце она говорит:
– Я ужасно завидую Курту. В Далтоне все так уважают друг друга, у них бы никогда не было таких отстойных отношений между двумя школьными кружками. Еще чуть-чуть, и я просто уйду из хора.
Сэм не верит своим ушам.
– Все не так плохо, – пытается он ее переубедить. – Скоро все закончится, и вот увидишь – все будет здорово. Мы вместе выиграем кубок, потом вместе поедем на Региональные. Квинн, Сантана и Брит вернутся в хор. Мы же семья, помнишь?
Мерседес улыбается. Впервые за эту чертову неделю.

Silly Love Songs
Сэм Эванс чувствует себя ужасно глупым.
В День святого Валентина Квинн свалилась с мононуклеозом, и причина тому, возможно, измена. Лучше бы он был одинок, как Мерседес. Сэм ужасно завидует ее настроению, тому, как она радуется за другие пары, помогает Рэйчел делать «Фейерверк», вытаскивает всех ребят в «Брэдстикс» на выступление Уорблеров и дарит всем вокруг крохотные валентинки. У Сэма есть одна. Кажется, на этот День святого Валентина, ему перепали только две: от Мерседес и от Бриттани. Правда, Пирс сделала две ошибки в имени «Сэм», что наводило на мысли, что, может быть, открытка предназначалась не ему.
Когда все выходят из кафе, Мерседес крепко обнимает Сэма и Пака.
– Я люблю вас, ребята, – просто произносит она.
Лицо Пака озаряет идиотская ухмылка, которая, как все в хоре уже заметили, обычно ведет к тому, что Пакерман отпускает какую-нибудь пошлость. Сэм не может этого допустить.
– Мы тоже тебя любим, – перебивает он еще не успевшего заговорить Пака и целует Мерседес в щеку.
Он очень надеется, что больше никто не заболеет мононуклеозом.

Comeback
Мерседес Джонс чувствует себя девушкой, и это просто идиотизм.
Но Сэм Эванс в роли Джастина Бибера – это еще больший идиотизм, вроде бы. Мерседес не понимает, почему предательски краснеет, когда слышит в его исполнении «Baby», а потом и «Somebody to love». Мерседес глупо улыбается, когда вспоминает выступления Сэма, и совершенно не хочет думать о причинах.
Когда Сэм уходит от Квинн к Сантане, она впервые в жизни чувствует ревность. Не сильную. Но достаточную, чтобы начать беспокоиться.

Blame It On the Alcohol
Сэм Эванс чувствует себя настоящим крутым парнем, и это весело.
На вечеринке у Рэйчел все, кроме Финна и Курта, умудряются напиться вхлам (спасибо Паку и бару мистеров Берри). Сантана плачет и целует его. Кажется, она ужасно несчастлива, но когда слизывает с живота Бриттани соль, ей, вроде бы, становится легче. Рэйчел предлагает сыграть в бутылочку, и Сэму, никогда раньше в нее не игравшему, эта игра кажется одновременно и забавной, и возмутительной. Он целуется с Бриттани, потом с Тиной, снова с Бриттани (она говорит, что дело в «блондиномагните»), а потом горлышко указывает на Мерседес.
От нее пахнет текилой и ванилью, а ее губы имеют легкий привкус вишневой помады. У Сэма возникает очень странное и приятное чувство, как будто… так и надо. Он не смог бы назвать это иначе.

Sexy
Мерседес Джонс не уверена в себе, но это незаметно.
Тема недели сексуальность, а она не может понять, какая она – сексуальная Мерседес? Ах, был бы рядом Курт… но он слишком занят в Далтоне и не может выбраться, чтобы встретиться. Мерседес перебирает дома диски, пытаясь отыскать песню, которая раскрыла бы ее в полном объеме. Возможно, песня Бьонс «Why don’t you love me?» подошла бы, но Мерседес не уверена, что не вложила бы в эту песню двойной смысл
Впрочем, она не одна такая. Сэм и Майк тоже ничего не могут придумать, хотя Чанг в последний день все-таки выкрутился импровизированным танцем, после которого в его сексуальности уж точно никто не сомневался.
– А что с тобой? Почему ты не выступил? – Спрашивает Мерседес у Сэма.
– Я немного не уверен. Я встречаюсь с Сантаной уже две недели, а до сих пор не… ну, ты понимаешь. Кажется, я единственный парень в этой школе, который столько времени встречался с Сантаной и остался девственником. – На одном дыхании заканчивает Сэм и краснеет от собственной откровенности.
По дороге от школы до остановки они дурачатся, распевая дуэт Энрике Иглесиаса и Сиеры, и получается неожиданно здорово. Ребята решают спеть «Taking back my love» в хоре, но так и не начинают репетировать, и вскоре забывают об этом.

Original Song
Сэм Эванс расстается с девушкой, и совершенно счастлив.
Проблемы никуда не делись. Он все еще практически бездомный, а его родители – безработные, но на душе стало гораздо легче от того, что ему больше не посвятят песню про рыбий ротик.
Он честно пытается написать песню, но дальше строчек «Я тебе ужасно рад, мой поющий шоколад» дело не идет. Почему поющий? Зачем шоколад? Сэм понимает, что все это абсолютно бессмысленно и завидует песне Пака про большепопое сердце.
А потом выступает Мерседес со своей песней, и Сэму кажется, что поющий шоколад – это как раз что-то вроде нее. Задуматься над этим он не успевает, потому что с мысли его сбивает Сантана с предложением спеть еще одну версию «Рыбьего ротика». Название песни Мерседес приходится как раз кстати.

A Night of Neglect
Мерседес Джонс расстается со своими глупыми представлениями.
Предложение Лорен завысить свои требования в хоре было здравым и по-своему заманчивым, но Рэйчел смогла открыть Мерседес глаза на то, что такое настоящее уважение.
Когда Сэм объявляет ее номер и уходит в зал, Мерседес появляется на сцене и понимает, что это то, чем она может заниматься всю жизнь: делать любимое дело для любимых людей, и плевать на ненавистников. Ее любят и уважают, а что еще нужно?
Ребята обнимают ее после концерта, Курт и Блейн присоединяются. А Сэм снова говорит, что она была «Вау». Мереседес другого комплимента и не нужно.

Born This Way
Сэм Эванс – лжец и предатель, но никто об этом не знает.
Что же написать на футболке для «Born this way»? «Бездомный»? Возникнут вопросы, а он так отчаянно пытается сохранить все в секрете, держаться и не сдаваться, хотя бы ради Стива и Стейси. Достаточно того, что знают Квинн и Курт, знают и молчат – Сэм им за это благодарен. Он хотел сказать еще и Мерседес, но передумал. Ему нравится Мерседес, но она по секрету делится всем со своими близкими, а это весь хор.
Сэм печатает на майке «Рыбий рот», хотя рот – это последнее, что его волнует в собственной внешности.
После выступления он чувствует себя паршиво как никогда.

Rumours
Мерседес Джонс ужасно стыдно.
Она и раньше верила слухам и порой сама их распространяла, но впервые кто-то пострадал. Она пытается представить, как чувствовала бы себя на месте Сэма, и ей хочется плакать. Мерседес всю неделю приезжает после школы в мотель, чтобы погулять со Стейси. Ей кажется, что это только для того, чтобы загладить свою вину перед Сэмом.
Она даже не задумывается над тем, почему перед сном до мельчайших деталей представляет, в чем идти в школу на следующий день и даже иногда будит Курта среди ночи, чтобы что-то уточнить.

Prom Queen
Сэм Эванс вроде бы влюбился.
Конечно, это не свидание. Было бы отстойно считать свиданием вечеринку, на которой за тебя платят две девчонки, одна из которых тебя порой бесит. Сэм предпочел бы пойти на выпускной вдвоем с Мерседес, но не может позволить себе ее пригласить. Он думает, что хочет позвать ее потому, что они оба свободны, а за то время, пока Мерседес помогала ему со Стейси и Стивом, они неплохо сдружились.
Все это вранье тает, как туман, когда он видит ее в платье. Она потрясающе красивая. И она танцует с ним. Это так здорово, что больше похоже на Рождество, чем на выпускной.
Сэм дает себе слово, что пригласит Мерседес в «Брэдстикс» сразу же, как сможет себе это позволить.

New York
Мерседес Джонс совершенно точно влюбилась.
Пока они с ребятами в номере отеля без особого энтузиазма пытаются написать песни к Национальным, Мерседес и Сэм шепотом флиртуют, толкаются, и это чудо, что еще никто из хора не понял, что происходит. Сэм, делая вид, что занят делом, рисует для Мерседес медвежонка. Это все, что умеет рисовать Сэм, ну, кроме еще R2D2 и Дарта Вейдера, но это было бы не романтично.
После выступления он обнимает Мерседес прямо на сцене, и уже даже близок к тому, чтобы повторить подвиг Финна и поцеловать ее. Он делает это позже, в коридоре отеля, когда страсти утихают, и Сантану удается уложить спать.
– Я ужасная подружка, – взволнованно говорит Мерседес после поцелуя. – Я никогда ни с кем не встречалась, ну, Пак не в счет, я точно все испорчу.
– А я бездомный. – Пожимает плечами Сэм и снова ее целует.
Когда они летят в Огайо, он всю дорогу держит Мерседес за руку.

Хор – место, где секретов долго не бывает. Они оба знают об этом, но все равно не рассказывают о своих отношениях.
Просто чтобы посмотреть на лица ребят, когда они узнают, что Сэм и Мерседес встречаются уже все лето.
Оно того стоит.


крохопульки без шапок

Пак/Рэйчел, R

Свой первый раз Рэйчел отдала Паку – горько, болезненно и отчаянно. Пока Финн по коридору вел за руку Квинн, мечтавшую об идеальном платье и короне, Рэйчел прямо из горла пила дешевое кислое вино с привкусом медицинского спирта, смеялась над не смешными и пошлыми шутками, обнимала почти искренне, целовала почти желанно. А потом Пак предложил перебраться на постель, совсем как тогда, почти год назад, и Рэйчел не сказала "нет". Рэйчел вообще ничего не говорила, и Пак сходил с ума от этой ее непривычной покорности и молчаливости. По-плохому так сходил с ума, грубо царапая нежные соски жесткими от струн пальцами, прикусывая тонкую бледную кожу зубами, оставляя метки, которые никому из них не были нужны. Рэйчел пыталась представить себе Финна на месте Пака, но непривычная резкая боль мешала, путала мысли. Рэйчел бездумно рассматривала потолок в своей комнате, чуть отклеившийся уголок обоев и изредка смахивала набежавшие слезы. А потом боль ушла, стерпелась, осела между ног колючей тяжестью, постепенно обволакиваясь тонкой пеленой возбуждения, хрупкой и обжигающе горячей. Было бы так в первый раз с Финном? Рэйчел не знала. Она уже никогда не смогла бы это узнать – свою девственность она отдала Паку и решила никогда об этом не жалеть.
И с перым возбужденным стоном Рэйчел Пака словно отпустило. Рэйчел всего лишь девушка. Красивая, а без одежды даже сексуальная. Она больше не девушка лучшего друга, поэтому он может перестать наказывать себя и ее дурацкой ненужной грубостью. У маленькой еврейской девочки сегодня праздник, и Пакзилла подарит ей лучший подарок.
Пак старался, как мог, но Рэйчел в ту ночь так и не кончила. Если, конечно, не считать за оргазм ее рвоту на простынях через минуту после того, как Пак вышел из нее и швырнул под кровать использованный презерватив. Как хорошо, что Рэйчел позаботилась о контрацепции – еще один плюс в ее пользу по сравнению с Квинн Фабрей. Только Финну таким не похвастаешься, не позвонишь в половине первого ночи.

Сэм/Бриттани

– О, боже! – Бриттани облизывает пальцы. – На вкус это совсем как черника.
– Все потому, – загадочно отвечает Сэм, – что это и есть черника.
Бриттани смеется и прижимается к его плечу. У обоих руки по локоть в фиолетовом соке, розовых разводах и ошметках ягод. На футболке Сэма огромное пятно, а у Бриттани перепачканы юбка и колени. Кончиком пальца Сэм стирает дорожку сока с ее колена, ведет по бедру, улыбается, глядя в глаза.
Бриттани светится.
Когда они сидят вот так рядом, на улице, Бриттани чувствует себя так, словно они на радуге, а не скамейке в крошечном парке Лаймы. Сердце Бриттани растет, становится больше и шире. Его надувает любовью, словно воздушный шарик гелием. Бриттани любит всех, но особенно – Сэма. Бриттани кажется, что она любит кого-то еще, но она забыла. В сущности, это неважно, потому что Бриттани действительно любит всех. Может, завтра она полюбит кого-то еще.
– Если бы Курт был сейчас в школе, он был бы первой леди, – тихо говорит Бриттани, перебирая пальцами мозоли от струн на ладони Сэма. – Как думаешь, а я могла бы стать второй?
Сэм улыбается. Сэм всегда знает, что сказать.
Если он не уверен, он целует Бриттани.

Майк/Тина

Холодное воскресенье в канун Рождества пробирает ветром и ледяными снежинками, мокрыми хлопьями сыплющимися с небес. Тина ежится в своей короткой курточке и устало бредет по улице, разглядывая витрины. У нее в кармане осталось двадцать долларов на подарки друзьям. Сумма небольшая, а список тех, кого стоило бы отметить хотя бы пустячком, слишком длинный для двадцати долларов. И она еще не решила, будет ли включен в этот список Майк. Они не разговаривали с начала сентября. Они вообще не так уж много говорили, когда были вместе. Майк в принципе всегда был немногословен и предпочитал слушать. Может, поэтому они и расстались. Тине надоело на свои монологи получать смайлики и нейтральные фразы вроде "Ок", "Я рад" и дежурное "Люблю тебя".
Вспомнив о Майке, Тина остановилась и сердито топнула ногой, злясь на саму себя. Ей бы стоило поехать в Чикаго, хоть раз. Взять его за руку, обнять и не говорить ни слова. Но все упиралось в дурацкие фразы, которые не могли передать ее тоску и скуку. Она любила Майка. Долго, трепетно, всей душой и взаимно. Но глупые километры убивали все.
Тина топчется на месте, пытаясь согреться. Перед ней витрина кондитерской, и Тина с теплой улыбкой вспоминает, как ходила сюда на свидание с Майком. И какой там вкусный чай. А Майк обожал здешние пирожки с заварным кремом.
Тина вытаскивает из кармана куртки телефон и пишет смс: "А в Лайме идет снег". Ни секунды не колеблясь, отправляет Майку. Ответ приходит тут же: "Я знаю".
Задумчиво постукивая себя по губе телефоном, в поисках нужных слов, Тина снова поднимает глаза на светящуюся витрину.
На черном фоне грифельной доски с написанным на ней мелом текстом рождественской акции она видит отражение за своей спиной.
Майк улыбается и прячет руки в теплые карманы пальто.

Пак/Лорен

Сначала она позвала в гости. То есть, не просто позволила проводить до порога, снизошла до короткого целомудренного поцелуя и отправила восвояси, а предложила зайти, сама сварила кофе и даже угостила куском домашнего пирога.
Пак не любил кофе, но все равно пил.
- Знаешь, я рассмотрела твое предложение, Пакерман.
Лорен сняла очки и положила их рядом с собой на обеденный стол. Задумчиво простучав ногтем по столешнице какой-то мотивчик, хмыкнув своим мыслям, еще и распустила волосы. Пак считал, что с распущенными ей куда лучше, и она это знала.
- Какое предложение? – спросил Пак, недоверчиво глядя, как девушка одну за другой расстегивает мелкие пуговички на кофте.
- Секс, Пак. Секс.
Он чуть не уронил кружку и резко повернулся к Лорен.
- Можно? – охрипшим от волнения голосом спросил он, пододвигаясь ближе.
Пак ждал этого уже месяца три, а Лорен не давала даже грудь потрогать. Неужели…
- Можно, - великодушно кивнула Зайсиз.
Мозолистые от гитарных струн пальцы сдвинули одежду и обхватили чашечкой кружевное белье. Лорен придвинулась ближе и мягко, словно в первый раз, поцеловала Пака.
- Спальня там, - спокойно кивнула она на дверь.
- Уже бегу, детка!
Пак торопливо встал, чуть не уронив стул.
«Вот это действительно великий день для Ноа Пакермана», - подумал он и кинулся догонять скрывшуюся за дверью Лорен.

@темы: фанфик, R, PG-13

---

[Маршалл Ли]

Ну что, Джеки дала старт, но я не уверен, что Квейнчиков оценять как пейринг; и все же.

Название: Блейн запомнил ее глаза
Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: G
Размер: 425 слов
Пейринг: Блейн/Квинн
Жанр: angst, romance
Предупреждение: ООС, ошибки автора.
Дисклеймер: Мерфи (с)
Саммари: «Ты смотришь, вглядываешься, но не видишь там жизни».

425

Блейн запомнил ее глаза. Как их не запомнить.

Дело даже не в янтарно-зеленом цвете с мигающими желтыми огоньками и зрачками, похожими на черные дождевые тучи, а просто в них.

Ты смотришь, вглядываешься, но не видишь там жизни. Она угасла, или может все-таки тлеет маленький огонек прежней Квинн Фабрей? Но, какая она – прежняя?

Блейн запомнил ее глаза. Их невозможно не запомнить.

Они все время красные из-за лопнувших капилляров, устоявшихся слезах и, как думал Блейн, регулярных недосыпаний. Она всегда выглядела уставшей, замученной однообразными буднями, ненавидящей весь мир за то, что она в нем есть, и в нем есть ее жизнь.

Блейн боится заговорить с ней. Он не знает, что может его ожидать, и какой она будет с ним. Искренне фальшивой? Всем видом будет показываться, чтобы он не трогал ее и свалил куда подальше?

Он не верит в это, но все равно боится.

Квинн всегда сидит одна, где-то далеко сама с собой, в своих таких одиноких мыслях. Она не рвется петь, как Рэйчел. Она не мечтает о грандиозных планах на будущее.

Она живет в жизни без жизни. Как это называют? Обыкновенное существование? Существуй, ешь, спи, ходи, бегай, учись, но не живи.

Блейн не знает, почему так рассуждает о ней. Он не знает, какой она была. Он видит ее каждый день такой, какой она стала. И ему больно от того, что он не может ничего с этим поделать.

Ему больно от того, что ей больно от всего.

Ему больно от того, что он никто для нее и никем стать не может.

Квинн – маленькая девочка, нуждающаяся в помощи и опеке, как настоящий ребенок. Нет, ей не нужен психиатр. Ей нужен тот, кто бы любил ее. Был с ней. Был ее частью и разделял все с ней.

Блейну хотелось быть им.

Блейну хотелось, но он не мог, не решался, увязал в этих рассуждениях, как в трясине.

Он перестал петь. Он жил дальше, но уже без ведомой радости. Его глаза постепенно превращались в ее глаза.

Блейну не хотелось, но получалось.

Блейну хотелось уметь разделять с ней это все. Казалось, так и происходило. Но отдельно.

Он нашел ее в зале, за роялем. Играла музыка, так похожая на лебединую песню. Все ведь знают что это? Лебединый плачь. Человеческое горе.

Квинн издавала эту песню. Она не пела, нет. Ее губы были плотно стиснуты, а пальцы сами касались клавиш, и те ее глаза были закрыты.

Она скрывала свою боль. Она играла свою боль.

Когда наступила тишина, Блейн знал, что должен сделать. Наконец-то он знал. И мог.

Теперь ее глаза широко распахнуты – она удивлена. Он аплодирует ей, совсем-совсем тихо, чтобы эхо не появилось в зале.

- Привет.

Название: Зима и лето
Автор: Маршалл Ли
Фандом: Glee
Рейтинг: G
Размер: 400 слов
Пейринг: Блейн/Квинн
Жанр: angst, romance
Предупреждение: ООС, ошибки автора.
Дисклеймер: Мерфи (с)
Саммари: «У Квинн холодные руки. Ее руки это зима».

400

У Квинн холодные руки. Ее руки это зима. Зима с нескончаемым снегопадом, крупным градом, разбивающим стекла машин, как в документальном фильме о погодном апокалипсисе, с большими ватными снежинками, которые не тают, лишь оседают в волосах без шапки.

Ее зима вечная, а значит, лютый холод и омерзительный ветер до костей преследуют ее постоянно.

У Блейна теплые руки. Его руки это лето. Лето с пением птиц, гулом ребятишек, играющих в квача или в войнушки, с мороженым, которое тает через пять минут после того, как ты его купил, с кока-колой и тремя кубиками льда, так приятно охлаждающих в эту жару.

Его лето вечное, а значит, солнце светит ему каждый день, не зависимо от погоды.

Блейн хочет поделиться своим летом с Квинн и забрать у нее зиму.

У Блейна нет мечты, он просто хочет, чтобы у Квинн было лето.

Квинн все время бегает от него, крадет его взгляды, пряча их в тайный сундучок, ищет норку для пряток, как детишки летом, только она прячется в снежных сугробах, а не за кустами.

Квинн улыбается ему, пока он где-то там, на сцене в свете софитов, исполняет что-то романтическое. Ей.

Блейн пытается найти ее в школе, а она где-то там, в зале за роялем, играет собственные песни, думая о чем-то теплом, стараясь растопить снег вокруг нее.

Блейн находит ее в парке, сидящей у пруда на скамейке. Сейчас средний период – весна. Что-то, что они могут разделить вместе.

Квинн кормит уток и в душе горит маленькая свечечка, у которой очень слабый огонь, но он горит. Она радуется таким моментам. Кажется, зима отступает, и снег тает. Но это всего лишь на день, потом снова вьюга и метель.

Блейн садится рядом.

Блейн смотрит на ее счастливое лицо.

Блейн понимает, что она может согреть себя сама, если захочет и сможет.

Но хочет ли?

- Зачем ты пришел? У тебя есть свое лето.

- Мне нужна твоя зима. Мне нужен твой холод, чтобы был баланс между нами.

Квинн все еще улыбается уголками губ, и, может, смеется про себя.

- Я хочу согреть тебя. Я хочу согреть твои зимние руки.

- Дать мне часть лета, которое приближается через месяц?

Блейну нужен снежный плед, он перегрелся на солнце, у него солнечный удар, ему нужен холод.

- А ты поделишься…

- Поделюсь.

Лето наступает. Это его пора. Он все так же излучает свет и в его глазах желтое солнце.

Квинн греет руки в его руках. В ней все еще кружит зимняя пора, но весна пропускает Блейна вперед.

@темы: фанфик, G

---

[Jackie.]

Немного всякого старья из однострочников-драбблов.)

Автор: Jackie.
Пейринг: Блейн Андерсон/Квинн Фабрей
Рейтинг: G
Размер: 240 слов
Жанр: общий, драма
Таймлайн: после 3х14
Саммари: Блейн навещает Квинн в больнице.
Примечание: написано по заявке Маршалл Ли

Блейн завязывает галстук-бабочку так, словно она его кровный враг: передавливает, затягивает потуже на шее, чтобы стало трудно дышать, потому что собственное дыхание кажется неправильным, пока Квинн живет пластмассовыми трубками, пока её сердце бьется мерными показателями ЭКГ, пока коматозные церберы хранят её сон.

Врачи говорят — она очнется когда-нибудь. И Блейн, сам не зная почему, по понедельникам приносит хризантемы, по средам — тихо напевает новинки топ-40, выбирая среди них самые жизнерадостные песни, по пятницам — рассказывает о школе, хоре, группе поддержки. Наверное, верит, что Квинн его слышит, ощущает прикосновение к своей едва теплой ладони, знает, что кто-то по эту сторону пытается её удержать.

Блейн терпеть не может всё это, но отдается собственным демонам больничных палат: его вечера наполняются тишиной белых халатов, запахом лекарств, ожиданием коридоров, фантомной болью сломанных, но давно заживших ребёр да соленой резью в глазах.

Вскоре синяки на её коже сходят на нет, устало поселившись под глазами Блейна, и он улыбается уголком губ, бормоча:
— Эй, Фабрей, хорошо выглядишь, — и хотя Квинн все еще не отвечает, Блейн умеет ждать.

Он приносит книги, которые им задают по литературе, читает вслух до хрипоты, до мягкого прикосновения медсестринской руки к плечу, которое неизменно значит одно и то же — "приемные часы окончены", и громко составляет список песен, которые им следует спеть, когда она очнется.

Когда она приходит в себя, Блейна нет рядом — только едва уловимый запах хризантем и фиолетовый отпечаток пальцев на руке, повыше локтя, — словно кто-то держал так крепко, что не оставил другого выбора, кроме возвращения.

Автор: Jackie.
Пейринг: Сэм Эванс/Рэйчел Берри
Рейтинг: G
Размер: 164 слова
Жанр: общий, драма
Таймлайн: после 3х13
Саммари: Сэм возвращается в стрип-клуб в Кентукки.
Примечание: написано по заявке на гли-однострочниках.

- Почему-то я догадывалась, что найду тебя здесь, - слышит Сэм знакомый голос за своей спиной. В зеркале гримерки отражается обеспокоенная, маленькая, такая неуместная в этом месте Рэйчел. - Ты же не думаешь вернуться…, - на мгновение она запинается, пытаясь подобрать слова, и надеется, что Сэм не ощутит паузы, - к прежней работе?
- А ты бы хотела? - срывается с его языка, прежде чем Сэм успевает как следует подумать.
- Что? Нет! Конечно, нет! - тараторит она. - То есть, ты можешь делать, что тебе по душе, но я бы… мы все хотели бы, чтобы ты вернулся в Лайму, - с каждым словом голос Рэйчел звучит все тише и тише. - Поехали домой, Сэм. Пожалуйста?

Сэм кивает, соглашаясь, и думает, что нельзя постоянно бежать от себя.
В песне на день святого Валентина Хадсону принадлежали только десять баксов да короткое «с любовью, Финн», а Сэм Эванс - словно проигрыватель, но Рэйчел не слышит ни единой ноты, предназначенной только для нее.
И этим вырывает ему сердце.

Автор: Jackie.
Пейринг: Джо Харт/Квинн Фабрей
Рейтинг: G
Размер: 214 слов
Жанр: романс, типа юст
Таймлайн: между 3 и 4 сезоном
Саммари: Джо и Квинн не знают, что связаны, но, тем не менее, так и есть.
Примечание: написано по заявке Маршалл Ли

Квинн уезжает в Йель, и Джо покупают новую гитару: "ты достоин лучшего, сын мой", — говорит ему мать, и Джо благодарно склоняет голову, но не прикасается к обновке целое лето. Про себя он называет ее Кью, и три месяца перерыва — отнюдь не случайное совпадение. Джо дает Квинн время — время отрастить волосы, время начать новую жизнь, время найти новых людей, чтобы заполнить пустоты внутри. Джо не уверен, что знает, причем здесь его новая гитара, но чувствует: так надо.
В середине октября пальцы будто сами по себе пробегаются по новеньким струнам, едва касаясь их, и странная дрожь пробегает по позвонку. Джо не знает, не может знать, что точно такая дрожь — несмотря на километры и часы— только что пробрала и Квинн. Джо неловко оглаживает изгиб гитары большим пальцем — Квинн дергается, словно от щекотки. Джо боем терзает струны — быстро, быстро, еще быстрее — и сердце Квинн заходится диким галопом. Джо начинает напевать какую-то грустную балладу, из тех, от которых хочется вырвать себе сердце, — и Квинн чувствует такую бешеную тоску, что, кажется, готова разрыдаться прямо в аудитории. В Лайме, Огайо, Джо случайно рвет струну — и в Нью-Хейвене, Коннектикут, в Квинн что-то рвется тоже. Когда Джо баюкает свою гитару и обещает себе, что завтра же заменит струну, Квинн кажется, что она слышит его голос, повторяющий: "Все будет хорошо, Кью. Все будет хорошо".

Название: Золото
Автор: Jackie.
Бета: Suicide Cheese
Размер: драббл, 350 слов.
Пейринг/Персонажи: Джо Харт/Квинн Фабрей
Жанр: драма и щепотка романса
Рейтинг: G
Саммари: Джо помогает Квинн справиться с последствиями аварии, но сама Квинн не считает, что достойна спасения.
Примечание: таймлайн после 3х15, религиозная тематика, вольное обращение с библейскими цитатами в тексте. Написано специально для Фандомной Битвы 2012.


Сидя на лестнице перед реабилитационным центром после сеанса физиотерапии, Джо делится с Квинн сладкими и сочными яблоками. Когда Харт, смеясь над какой-то шуткой, облизывает пальцы, Квинн необъяснимо хочется читать наизусть цитаты из Библии на его теле, легко касаясь вытатуированных строчек. Кажется, там есть что-то о «не введи во искушение», просто обязано быть.
— Я знаю, что ты начала избегать Арти, — неожиданно меняет тему Джо, и Квинн тяжело вздыхает. — И даже не думай отпираться.
— Это не очень-то приятно, когда тебе пытаются сказать, что ты можешь никогда не встать на ноги, не находишь? — честно отвечает она, потому что отпираться действительно бесполезно.
— Он просто по-своему хочет помочь тебе, — пожимает плечами Харт, и от его взгляда слова «он не помог самому себе» застревают у Квинн в горле, и ей самой впору просить прощения и каяться, потому что Джо словно видит её мысли, знает, что в них нет ничего хорошего. Квинн вообще не понимает, почему он с ней возится: если раньше она была прилежной золотой девочкой, то сейчас от неё прежней осталась разве что покрытая трещинами позолота. — Зачем ты мыслишь плохое в своем сердце? — спрашивает Джо и после секундной паузы добавляет. — О себе в том числе. Ты не плохой человек, Квинн. Не думай, что ты плохой человек, — просит он, и в его устах это похоже на отпущение всех грехов.
Квинн полна решимости: она должна танцевать на Национальных, должна войти в здание Йельского университета с высоко поднятой головой и на своих двоих, должна вступить в группу поддержки местной футбольной команды, но тренировки в центре по капле сцеживают, пьют из неё эту решимость.
— Терпеливый удержится и после будет вознаграждён, помнишь? — спрашивает Джо. — Однажды ты встанешь и пойдешь, — уверенно утверждает он, но Квинн делает вид, что не слышит. — У тебя всё получится, — повторяет Харт, — сцена в Чикаго навсегда запомнит твои танцы, только не сдавайся.
— У тебя красные глаза, — замечает Квинн невпопад, оставляя без ответа его заверения, потому что простым «спасибо» не выразить благодарность за всё то, что Джо для неё делает.
— Не выспался, — слабо улыбается Харт. — Хочешь, отвезу тебя в парк?
По ночам Джо молится, чтобы Квинн выздоровела, но Бог, как и сама Фабрей, остается глух к его мольбам.

Автор: Jackie.
Пейринг: Финн Хадсон/Сантана Лопез
Рейтинг: G
Размер: 246 слов
Жанр: общий, романс
Таймлайн: 1 сезон
Саммари: Финн думает, может, ему стоит перестать бояться Сантану.
Примечание: написано по заявке Lone31Star.

Финн Хадсон совсем слаб в биологии, зато кое-что знает об иерархии школы МакКинли и может сказать наверняка: он не хотел бы попасть в пасть к Сантане Лопез. Разумеется, попасть к ней в другое местечко мечтали все парни школы, и Финн не то чтобы был исключением из этого правила, но это не отменяло того факта, что в его порой чрезмерно богатом воображении Сантана стояла на вершине пищевой цепочки, клацала зубами и плевалась ядом. Если бы на уроке биологии Финна попросили назвать хотя бы одного хищника, он бы, не задумываясь, ляпнул "Лопез", а потом ходил бы с расцарапанным лицом. Хорошо, что Финна редко спрашивают на биологии.
Финн побаивается спать с Сантаной, когда та предлагает. Далеко не на последнем месте в списке причин - то, что Финн смутно догадывается, что всё это - отнюдь не благотворительная акция. Он, может, и слаб в биологии, да и в целом не блещет, но он не идиот.
- Хочешь, угощу тебя обедом? - неловко спрашивает Финн, когда всё заканчивается. По правде говоря, он боится, что сейчас Сантана облизнется и скажет что-то типа "Ты - мой обед" и сожрёт его в три укуса. Может быть, в четыре, все-таки он высокий. А Сантана лишь смотрит на него немного удивленно и соглашается. Обед получается не менее неловким, чем секс, особенно после того, как Финн невпопад бормочет:
- Спасибо, что подтянула меня по биологии.
- Не за что, Франкентин, обращайся, - чуть хрипло смеётся в ответ Сантана, запрокидывая голову. Финн думает, возможно, ему стоит перестать её бояться.

@темы: фанфик, G

---

Баннеры

[heteroglee]

<a href="http://gleehetero.diary.ru/"><img src="http://savepic.ru/3702932.png"></a>

<a href="http://gleehetero.diary.ru/"><img src="http://savepic.ru/3692712.png"></a>

<a href="http://gleehetero.diary.ru/"><img src="http://savepic.ru/3690664.png"></a>

<a href="http://gleehetero.diary.ru/"><img src="http://savepic.ru/3678376.png"></a>

@темы: организационное

---

Предложения по работе сообщества

[heteroglee]

Здесь можно высказать все предложения по работе сообщества, предложить конкурс, попросить разрешения на размещение рекламы и т.п.

@темы: организационное